При последней фразе предатели негромко рассмеялись.
Но они ошибались, думая, что проход каравана не видел никто. Кроме связистки Губочкиной свидетелем нарушения границы стал еще один человек.
Пулеметчик рядовой Казанцев с обеда почувствовал себя плохо. Он не отравился, не перегрелся, он простыл. К восьми часам у солдата поднялась температура. Пара таблеток аспирина сбила ее, но ненадолго. Уснув после отбоя, Казанцев проснулся ровно в три часа. Все тело бил озноб, а на лице выступил пот. Суставы ломило. Боец больше не нашел в своей аптечке жаропонижающих препаратов, будить же ребят, недавно уснувших после смены, не стал. Решил попросить аспирина у замкомвзвода Мансурова, заодно и доложить о болезни. Кое-как одевшись, Казанцев выбрался из блиндажа первого отделения. Прохлада горной ночи немного освежила его. Боец прислонился к брустверу траншеи. И тут увидел, как по дну Шунинского ущелья спокойно и быстро двигается караван. Казанцев подумал, что ему привиделось, такого просто не могло быть, закрыл глаза, мотнул отяжелевшей головой. Когда вновь взглянул в ущелье, в нем уже никого не было. Он проговорил:
— Да, видно, температура за сорок зашкалила, раз глюки начались.
И, шатаясь, пошел к позиции заместителя командира взвода. Тот вздрогнул, услышав шаги солдата. Взводный уже ушел, оставив Мансура дремать до подъема. А тут солдат. Он спросил:
— Кто идет?
— Это я, — ответил боец, — рядовой Казанцев, товарищ сержант!
— Казанцев? Какого черта ты покинул укрытие?
— Заболел я, товарищ сержант! Температура высокая и… и галлюцинации.
Он подошел к Мансурову, который при слове галлюцинации насторожился:
— Что такое?
— Не знаю. Горю весь. То в жар бросает, то в холод, а мослы болят, словно их кувалдой дробили.
Мансуров спросил:
— А что ты сказал насчет глюков?
Рядовой объяснил:
— Понимаете, выхожу из блиндажа к брустверу, и вижу, будто по ущелью вьючный караван в сторону поворота на север уходит. Закрыл глаза, а когда открыл, никого! Что это, как не глюки? Ведь внизу же никого не было, правда?
Сержант задумчиво проговорил:
— Правда.
— А дай-ка сюда свою голову!
Казанцев подчинился. Сержант приложил руку ко лбу пулеметчика: