Утро генеральской казни

22
18
20
22
24
26
28
30

– На какую дичь сейчас сезон открыт? – поинтересовался Андрей.

– А на какую хочешь, – расхохотался Васьков. – Мы тут цари, боги и воинские начальники. Ни один природоохранитель на полигон не сунется – режимный объект. Эй, боец! – крикнул он шашлычнику в форме рядового. – Загрузи в машину «АКМ».

Ларин, как русский человек, конечно же, знал, что такое возможно. Но поскольку изображал из себя гражданина Германии, то притворно округлил глаза.

– Охотиться с автоматом? Вы не шутите, господин генерал?

– Товарищ, товарищ генерал, – поправил его Васьков. – Мы же люди военные, не с руки мне из двустволки охотиться. Может, и вы постреляете, если дичь подвернется? Азартное это дело.

– И мне не с руки, – пошутил Андрей, демонстрируя гипс.

Вскоре командирский «УАЗ» уже катил по полигону. Водителя с собой не брали. За руль сел сам Васьков. Рубинов и Ларин расположились сзади.

Пейзажи на полигоне и впрямь были сказочными. Местность неровная, с возвышенностями, кое-где выступали поросшие мхом скалы. «УАЗ» то и дело переезжал мелкие стремительные ручьи, и тогда в воздух из-под колес поднимались фонтаны брызг.

– Рыбы тут, Курт Карлович, страшное дело. Можно руками хватать. Тут же никто ее не глушил, удобрениями и пестицидами не травил, электроудочкой не ловил, все так и сохранилось, как господь бог создал.

– Значит, Эдем? – спросил Андрей.

– Чего? – не понял Васьков.

– Он про рай говорит, который в Библии Эдемом называется, – подсказал более продвинутый в смысле гуманитарного образования генерал-лейтенант.

«УАЗ» катил по извилистой лесной дороге, пару лет тому проложенной бронетехникой. Чувствовалось, что масштабных учений на полигоне давно не проводят. Колеи поросли травой, а кое-где и невысокими кустами.

Рубинов зашелестел картой.

– Толик, можешь не смотреть. Я эти места, как свою ладонь, знаю, – тут же среагировал Васьков. – Скоро на месте окажемся.

Ларин покосился на карту, разложенную на коленях у Рубинова. К его удивлению, та оказалась старой, еще немецкой – времен войны. Причем отпечатана была не на бумаге, а на шелковой ткани. Палец Рубинова ткнулся в какой-то поселок с абсолютно непроизносимым финским названием, коротко подстриженный ноготь застыл у черного креста, обозначавшего храм.

– Вот же фашисты, умели вещи делать, – похвалил карту Рубинов и тут же спохватился: – За фашистов вы меня, конечно, извините. Хотел сказать – немцы. Не на бумаге печатали, а на шелке. Посмотрел, что надо, можешь смять и в карман сунуть. Семьдесят лет прошло, а она как новенькая…

– Да, у нас в Германии все основательно делали и делают. И карты, и дома…

– Ну, насчет домов мы еще посмотрим, – Рубинов фамильярно подмигнул Ларину, будто бы они уже договорились о чем-то тайном и даже преступном.

«УАЗ» выехал из леса. Васьков остановил машину и заглушил двигатель – распахнул дверцу, вздохнул полной грудью.