– Кеша! – Лавров рванулся к другу и перевернул его лицом вверх. – Кеша!
– Успел… – прохрипел прапорщик. – Это… хорошо.
В груди Седых захрипело, и тело сотряслось в короткой и сильной дрожи. Майор хорошо знал, что это означает.
– Твари! – прорычал Батяня и, пошатываясь, двинулся туда, где продолжался бой.
Оглушительный взрыв и фонтан багрового пламени не дали тройке террористов возможности отсидеться. Выстрел из гранатомета оставил на месте еще одной машины груду чадящих обломков. Те, кто прятались за ней, сейчас валялись чуть поодаль. Один, все же проделав путь длиной метров в десять, затих и распластался, неловко подвернув под себя руку. Звуки стрельбы и разрывов вместе с криками, сливавшимися в безумную какофонию, затихли.
Батяня забросил автомат на плечо. Он тяжело дышал, словно человек, сдавший неслабый норматив по бегу. Лицо было покрыто пылью. Что ни говори, а свой норматив они сдали. Хоть и дорогой ценой…
Десантники положили на землю тело погибшего товарища.
– Эх, Кеша, – вздохнул Комаровский. – Вот где тебе навсегда прилечь пришлось…
На застывшем лице Седых осталось выражение упрямства. Он словно говорил: «Что задумали, то и сделаем». Еще недавно разбросанные руки теперь были сложены на груди. Прапорщик хотя бы в этом обрел покой, теперь уж навсегда.
Лавров еще раз взглянул на друга. В его жизни очень часто уходили друзья-товарищи. Причем именно те, на кого можно положиться как на себя самого.
Тяжело вздохнув, майор оторвался от мрачных размышлений и сделал несколько шагов к «УАЗу». Этот автомобиль был единственным транспортным средством, уцелевшим из всей «колонны», еще недавно так решительно направлявшейся в столицу. Открыв дверцу, Батяня столкнулся со взглядом сидевшего за рулем Косого. Весь бой захваченный в плен заместитель Абуталипа просидел именно здесь. Другого варианта у него просто не было: на ногах гориллы красовались кандалы, серьезно ограничивавшие маневренность. Именно в таких раньше ходили враги президента, а этот комплект десантники использовали для ограничения передвижения сторонника Александра Арзибековича. Вести машину в них можно, что недавно Косой и продемонстрировал, возглавив колонну боевиков, но далеко в них не убежишь. Но не только это ограничивало свободу заместителя Абуталипа. Благодаря стараниям покойного теперь уже прапорщика Седых Косой оказался еще и прикованным за руку к автомобилю. Так что при всем желании покувыркаться он не мог.
Сидя здесь, чуть в стороне от «театра военных действий», Косой многое передумал во время уничтожения своей бригады. И ведь в ее гибели во многом оказался повинен предводитель колонны. Так что даже в случае победы своих, на бурную и радостную встречу с коллегами Косому рассчитывать не приходилось.
– Ну что, сердце в пятки ушло? Или в трусы€ провалилось? – жестко ухмыльнулся Комаровский. – Запаха вроде нет. Значит, выдержал, – заключил он, театрально обнюхав воздух.
Косой ничего не ответил, лишь перекатывавшиеся на щеках желваки свидетельствовали о его крайнем напряжении.
– Хватит отдыхать, – изрек майор. – Связывайся со Абуталипом!
Глава 20
На летней стоянке мирных животноводов, где поневоле отдыхал капитан Мубаракшин, после недавних потрясений снова установилось затишье. Конечно, и того, что случилось, было более чем достаточно, но жизнь кочевников не настраивает на долгие размышления и переживания. Скот требует присмотра и постоянного выпаса. Вот и сейчас все взрослые мужчины в «жилой зоне» отсутствовали, пребывая на пастбищах, а во временном поселке, состоявшем из полутора десятков юрт, находились только женщины и дети.
Раздавшиеся веселые крики говорили о том, что мальчишки зря время не теряют. Поднимая пыль, от группы детишек вперед летела палка. В эту простую, но увлекательную игру очень любят играть дети чабанов, особенно в тот период, когда отары кочуют по пастбищам. Правила просты – бросать надо так, чтобы палка, задев землю, в полете отскочила от нее несколько раз. Побеждает тот, у кого наберется большее число «отскоков».
– Смотри! – воскликнул один из мальчуганов. – У меня шесть раз подлетела!
– Да каких шесть! – возразил его главный соперник в игре. – Ты еще скажи, что она до сих пор кувыркается. Всего четыре.