Пуля

— А третий в рот вас имел! — пробурчал себе под нос пацан, которому на вид было еще меньше лет, чем его друзьям. Мы с Катей одновременно вытаращили глаза.

— Детишки, блин, — откашлялась Катя. Я покрутил головой, не найдя, что сказать. Невольно я подумал, что в наше время… Я рассмеялся.

— Что смешного? — возмутилась Катя. — В наше время дети так не выражались. Налицо деградация поколения.

— Знаешь, первый признак старения это употребление выражения "в наше время". Я тоже только что это про себя подумал. Значит, мы с тобой не так уж и молоды!

— Ага, — усмехнулась Катя. — На кладбище прогулы ставят уже!

"В самую точку, — невесело усмехнулся я про себя. — Ты даже не представляешь, насколько ты права!"

До рынка шло сразу несколько автобусов, но мы с Катей все-таки выбрали маршрутки. Юркие "Газели" не подразумевают стоячих мест, а толкаться в душном майском мареве с липкими телами раздраженных пассажиров не хотелось. Однако мы просчитались. Первая же маршрутка, в которую мы уселись, сломалась, отъехав от остановки буквально пару метров. Обозленные задержкой пассажиры втиснулись в крохотный китайский автобус, который народу почему-то упорно называл "зайчик". Мы с Катей по причине некоей нерасторопности, влезли в подрагивающие двери в числе последних. Автобус резко дернулся и поехал. Мы дружно попадали на более невезучих пассажиров. На возгласы: "Не дрова везешь!", шофер ответил невозмутимо и привычно:

— Что погрузили, то и везу.

Проникнувшись этой народной мудростью, пассажиры просветлели лицами и притихли. "Зайчик" бойко скакал по ухабам. Я с сочувствием смотрел на своего соседа, который елозил макушкой по потолку. В китайских автобусах, проектированных под малоросликов-китайцев очень низкие потолки. Мне с моим ростом было в принципе комфортно, если не считать того, что меня с трех сторон сдавили боками тетки с кошелками. Я же передней частью напирал на Катю. Она брезгливо морщилась и пыталась отодрать себя от потных тел вокруг. Получалось это не ахти. Я сочувственно вздохнул: это не в собственной машинке рассекать по дорогам! Дабы сделать ее проезд немного приятнее, я начал потихоньку поглаживать ее по бедру свободной от поручней рукой. Мои пальцы плавно скользили по плавным изгибам тела Кати вверх и вниз. На меня сие действо произвело невероятное впечатление, а вот Катя по-прежнему стояла с каменным лицом, брезгливо морщась. Я удвоил усилия, но Катя никоим образом на это не реагировала. Это меня слегка смутило.

— Тебе приятно? — понизив голос с баритона до баса, осведомился я. Катя посмотрела на меня с непониманием во взоре. Вздернув вверх брови, она мотнула подбородком. Я еще чуть-чуть поелозил по ее бедру. И тут откуда-то сбоку раздался смущенный женский голос:

— Это мне приятно.

Я скосил глазоньки влево, и увидел полувисящую на поручнях бабенку, которая умудрялась держать в руке три больших сумки. Бабенка из себя ничего путного не представляла: серая мышь сорока лет, в больших очках, придающих ее лицу невероятно глупый вид. Правда она была очень похоже одета. На ней тоже были какие-то шорты самого идиотского вида и шелковая блузка. Первым засмеялся, нет, даже заржал тот самый мужчина, который елозил головой по потолку. Его гогот мгновенно подхватила вся задняя площадка автобуса. Катя немедленно раздулась от злости, а я чувствовал себя дурак дураком. На рынке толпа вынесла нас из автобуса. Катя, надутая словно хомяк, шла как галопирующий гусар, не смотря в мою сторону. Я глупо молчал, семеня за ней. По мере продвижения, скорость Кати увеличивалась. Ей не мешали ни прохожие, ни слегка надорванные кроссовки, из которых она периодически выпадала. Я трусил следом, стараясь не сбиваться с ритма, но это было довольно тяжело.

Притормозила Катя только на входе в рынок. Причем остановилась она так резко, что я врезался в нее, едва не сбив с ног.

— Я, конечно, понимаю ваше невероятное желание подружить со мной организмами, — ядовито выдавила она. — Но объясните мне только одну вещь: как вы могли ее со мной перепутать.

Я робко проблеял, что как-то не выбирал и упорно считал, что бочок принадлежит как раз Кате. Но ее это не убедило.

— Я, конечно, не Кейт Мосс, и тем более не Памелла Андерсен, но как ты мог принять эту драную кошелку, которой уже в обед сто лет будет, за меня? — возмущалась она.

Я предпочел промолчать. А действительно, как? Не дождавшись моего ответа, Катя фыркнула и вошла в двери рынка.

При виде тряпок у нее сразу улучшилось настроение. Через пять минут она, примеряя в примерочной одного бутика премиленькое платьице, подозвала меня:

— Смотри, Ирка Былинина привезла такое же из Праги. Говорит, что отвалила за него триста баксов. А это стоит всего ничего и почти не отличается.

— Может, она его тоже на базаре купила? — предположил я.