– Он где-то есть, этот мальчик, – сказала Виктория Китайгородцеву. – Он где-то здесь. Правильно?
– Наверное, – осторожно ответил Китайгородцев. – А что такое?
– Мамы больше нет. Он с кем? Он с папой?
– Наверное, – снова сказал Китайгородцев.
– Его как-то можно разыскать?
– Зачем?
– Узнать, что с ним. Мне хочется ему помочь.
Потом она еще разговаривала с Проскуровым. Китайгородцев слышал.
– Она погибла в нашем доме там, в Москве, – говорила Виктория. – А сын ее остался.
– Ну и что? – отвечал Проскуров.
– Можно же ему помочь. Денег дать. Как-то поучаствовать в его судьбе.
– Ты выйди за ворота. В любую деревню зайди, посмотри, как там живут, кто там живет. Кому ты деньги собираешься дарить? Мальчишке этому? Ему ни копейки не достанется. Все пропьют.
– Кто? – не понимала Виктория.
– Родственники. Те, у кого он живет. У него своя жизнь, и ты в его судьбе никак не поучаствуешь. Как ни старайся. Денег дашь – их пропьют. Захочешь в ясли его какие-то пристроить – так там наверняка воды горячей нет и продукты на кухне воруют. Ты не можешь на все это повлиять.
– Ну почему?
– Потому что это другой мир, Вика. И нам его законы никак не изменить.
Спустя время Виктория все-таки попросила Китайгородцева разыскать мальчишку. Китайгородцев привез Витю к Проскурову на дачу. Вместе с бабушкой, мамой Люды. Привез женщину, как она была – в грязных, пропахших нищетой одеждах. Да и Витя, хотя был облачен в ношеные Алешины одежды, смотрелся настоящим сиротой – грязный, со свалявшимися волосами, худой. Рядом с Алешей это было особенно заметно. Для Проскурова, который не был предупрежден, увиденное оказалось шоком.
– Что это такое? – спросил он, кривясь брезгливо.
Витя сделал шаг по направлению к своему молочному брату.
– Уберите! – не выдержал Проскуров.