Семь кило баксов

22
18
20
22
24
26
28
30

Этому лукавому киприоту, типичному сыну своего народа, деньги нравились, которые тот русский предложил, а сам русский ну никак не мог понравиться. Такая вот проблема.

Теперь все вставало на свои места. Магазином, где работала Полина, по одному ему только известным причинам заинтересовался Александр Александрович Прокопов, несостоявшийся недавний Полинин шеф, странный знакомый тети Гали, который вообще-то был мало похож на добропорядочного предпринимателя, а больше походил (тут Полина была на все сто согласна с Фидиасом) на представителя структур, к которым крепко-накрепко приклеилось определение «криминальные».

Глава 38

А про тысяча девятьсот семьдесят четвертый год Полина очень скоро услышала еще раз. Антон повез ее в Никосию, столицу Кипра. Машину они оставили на муниципальной стоянке, с одной стороны ограниченной почти вертикальной, облицованной камнем стеной высотой в несколько этажей. Эта стена подпирала склон, а поверху, мимо пальм и невысоких домов, тянулся поток машин.

– Это укрепления венецианцев, – сказал Антон, указывая на камень стен. – Они возводили их целых три года. Если посмотреть на старый город сверху, то укрепления опоясывают его почти правильным кольцом. Здесь было всего трое ворот, но зато целых одиннадцать бастионов. Венецианцы думали, что это каменное кольцо протяженностью в пять километров их защитит. Но в тысяча пятьсот семидесятом году на остров высадились турки. Эти укрепления они осаждали полтора месяца, потом им удалось прорваться у бастиона, который называется Констанца, это вон там, где видна мусульманская мечеть…

Тонкий карандаш минарета устремлялся в небо.

– Мечеть называется Байрактар. Кажется, это переводится как «Знаменосец». Турецкий знаменосец был первым, кто ворвался на бастион. Он погиб, но удержаться венецианцам уже не удалось. Город пал.

Они поднялись по лестнице к улице, запруженной машинами. Типичный средиземноморский город. Невысокие дома, первые этажи которых сплошь заняты магазинами, торгующими часами, сувенирами для туристов, канцелярскими принадлежностями, продуктами, картинами местных художников, тут же отделения банков, здание местной почты, и кругом – смуглые лица людей, потомков тех, кто здесь жил и сто, и двести, и тысячу двести лет назад.

От запруженной машинами дороги, проложенной вдоль венецианских укреплений, ответвлялась пешеходная улица. Аккуратно уложенная брусчатка, витрины многочисленных магазинов и выставленные прямо на улицу столики кафе – все такое туристически-беззаботное, стандартно-зализанное, привычно похожее на десятки и сотни подобных улиц, где бывает много туристов, где в воздухе стоит разноязыкий гомон и где иногда, если лукаво позволишь самому себе на мгновение якобы забыть, что за город принял тебя в свои объятия, можешь без труда сделать вид, что действительно не помнишь, и это будет простительно – ибо те же торговые фирмы открыли здесь свои магазины, и те же торговые марки мелькают тут и там, и тот же дизайн помещений, увиденных сквозь распахнутые настежь двери, и даже эти двери из стекла и пластика те же, что можно увидеть на оживленных, заполненных туристами улицах Барселоны, Генуи или Праги.

Думая безотчетно об этом, Полина шла по залитой солнечным светом и теплом брусчатке, как вдруг впереди ее взору открылась стоящая поперек улицы стена. Стена перегораживала неширокую в этом месте улицу, и хотя наверх вела лестница, было понятно, что по лестнице можно подняться только для того, чтобы посмотреть, что там, за стеной, но ни в коем случае не преодолеть стену, и чтобы было еще доходчивее, по-видимому, у выкрашенной в синее будки стоял кипрский солдат в камуфляже и с автоматической винтовкой в руках.

Туристы поднимались по лестнице, смотрели куда-то за стену, переговаривались вполголоса.

Полина вопросительно посмотрела на Антона.

– Эта улица называется Ледра, – сказал Антон. – Когда-то ее без помех можно было пройти из конца в конец…

Они поднялись по лестнице, и в узком проеме, похожем на бойницу, Полина увидела продолжение Ледры: сразу за стеной улица теряла свой лоск, вместо аккуратно уложенной брусчатки там была сорная трава, дома по обеим сторонам улицы смотрели пустыми глазницами окон, штукатурка стен покрылась паутиной трещин и во многих местах осыпалась, кое-где у домов провалилась крыша – так выглядит город, когда-то давно оставленный его жителями. А людей за стеной действительно не было. Пустынный пейзаж. Пейзаж после битвы. Мертвая в этом месте улица тянулась метров сто, а дальше она была перегорожена еще одной баррикадой, над которой развевался красно-белый турецкий флаг.

– Это разделительная полоса, – негромко произнес Антон. – Буферная зона. Турки высадились на остров в шестнадцатом веке и правили здесь триста лет. Потом их сменили англичане. Но турецкая община на Кипре осталась. Жили вроде бы вместе, но в то же время врозь. Уже в этом веке, в шестидесятом году, англичане предоставили Кипру независимость. И между греками и турками начались раздоры. Каждый мыслил дальнейшую жизнь по-своему. Сначала это были просто споры, потом началась стрельба. Часть здешних греков выступила за объединение с Грецией. Турки испугались возможных притеснений. Континентальная Турция прислала на остров войска. За несколько дней их армия захватила сорок процентов территории острова. И даже столицу, Никосию, разделили пополам. Прямо здесь, – Антон показал на безлюдный отрезок улицы. – Это было в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. С тех пор есть как бы два Кипра: южный – греческий и северный – турецкий. Между ними разделительная зона и войска ООН.

– Теперь они живут раздельно?

– Да. Грек не может перейти на ту сторону, турок не может перейти на эту. Здесь есть единственный на весь остров переход из одной зоны в другую, я потом вам его покажу. Им можно воспользоваться, только если вы дипломат, или сотрудник миссии ООН, или иностранный турист.

– Я иностранный турист! – с готовностью отозвалась Полина.

– Значит, при желании вы сможете попасть в северный Кипр, – засмеялся Антон. – У вас есть право, которого не имеют даже местные жители, коренные киприоты.

Они отошли на полсотни метров от перегородившей улицу баррикады, которая теперь оставалась у них за спиной, прямо перед ними лежала пешеходная Ледра, а вправо ответвлялась узкая улица, где не было видно ни магазинов, ни кафе.