Семь кило баксов

– Хорошо.

В следующее мгновение она вздрогнула, потому что почувствовала прикосновение к своему лицу, даже отшатнулась, так это было для нее неожиданно. Антон сейчас не прикасался к ней, но она чувствовала на лице что-то, что ей мешало, сделала непроизвольное движение рукой, чтобы пощупать, что же там такое, но Антон предусмотрительно перехватил ее руку. Другой рукой он развернул к ней зеркало на лобовом стекле автомобиля. Полина увидела наконец себя и охнула, не сумев сдержать возгласа изумления. У нее появились русые нежные усики и столь же изящная бородка, отчего она стала похожа то ли на певца Джорджа Майкла, то ли на российского рекламиста и режиссера Юрия Грымова.

– Ничего страшного! Обычная маскировка! – торопливо говорил ей Антон, стараясь успокоить свою cпутницу прежде, чем она успеет избавиться от столь неожиданно появившихся у нее усов и бороды. – Иначе вас не впустят на территорию монастыря!

– А вы хотите… чтобы я… туда… пошла?..

Полина растерялась от такого поворота в их сегодняшнем путешествии, а Антон говорил как о деле уже решенном:

– Ну конечно! Надевайте-ка вот это!

Не давая Полине опомниться, он натягивал на нее бесформенную куртку с капюшоном, Полина запуталась в рукавах, он помог ей и капюшон натянул на голову, так что тот теперь нависал над глазами Полины козырьком, и когда она снова взглянула на себя в зеркало, то увидела незнакомое до сей поры лицо юнца неопределенной национальности. Возможно, это был молоденький француз, потомок славных мушкетеров.

– Пора! – поторопил Антон. – Капюшон не снимайте ни в коем случае!

Они вышли из машины.

– Скорее, скорее!

Иностранцы, до сих пор снимавшие окрестности, потянулись к воротам – только мужчины. Женщины остались у машин. Антон потому и спешил, что хотел с этой группой пройти на территорию монастыря, для этого надо было миновать одноэтажный дом справа от входных ворот. Вошли вслед за иностранцами. Здесь была небольшая комната с полками по стенам – богословские книги и брошюры на многих языках, открытки с видами монастыря и образки с ликами святых, – и еще был страж монастырских ворот, седой старик с неприветливым взглядом, и из-за этого старика у иностранцев, шедших впереди, возникли проблемы: они прихватили с собой одну из видеокамер, а это, как только сейчас обнаружилось, было недопустимо, и старик жестами показывал, что камеру надо оставить в машине. Он был так занят теми иностранцами, что на Антона и Полину и внимания почти не обратил, лишь скользнул по ним непридирчивым взглядом, увидел Антона, увидел красноречивую мужскую растительность на Полинином лице, а фигуру Полины скрывала куртка, да и Антон ее собою прикрывал, и старик снова отвлекся на владельца видеокамеры.

Антон легонько вытолкнул Полину в следующую дверь, и они за воротами. Мощенная булыжником дорога поднималась вверх, слева оказались одиноко стоящее дерево и обрыв, а дальше с обеих сторон дороги зеленел кустарник, и здесь они были в относительной безопасности.

– Уф-ф! – выдохнула Полина. – Какие же мы с вами авантюристы!

В подобном она участвовала впервые в жизни. И чувствовала, как колотится ее сердце. Антон легонько прикоснулся к ее руке:

– Не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Этот отрезок пути был самым сложным. Дорога так круто поднималась вверх, что у них сбилось дыхание, пока они преодолели эти сто последних метров, но вот вошли под арку, и перед ними была ровная, как стол, площадка монастырского двора, небольшой пятачок, вымощенный камнем и замкнутый невысоким, по пояс, ограждением, до которого было три десятка шагов. Антон и Полина подошли к тому ограждению, и внизу обнаружился еще один уровень, узкий козырек шириной в несколько метров, который опоясывал вершину горы, и этот козырек тоже был огражден. На козырьке они увидели могильные плиты, здесь, высоко, где редко пролетали даже птицы, покоились настоятели монастыря, а дальше, за ограждением, скала круто обрывалась вниз, и за этим провалом были видны соседняя вершина и та дорога, по которой Полина с Антоном поднимались в поднебесье. Здесь был сильный ветер, он, не встречая препятствий, бесчинствовал и нещадно трепал одежду путников, и нужно было благодарить судьбу за то, что в эти минуты не налетела непогода, когда вершину скрывает грязно-серая мгла и заряды холодного дождя хлещут косыми тугими струями, в мгновение заливая все вокруг потоками воды.

Справа от ограждения они увидели калитку, закрытую на задвижку. Антон с заговорщицким видом ее открыл, предварительно убедившись в том, что их никто не видит, – а на площадке и в галерее, где стояли деревянные лавки, по-прежнему не было ни одной живой души, – и увлек Полину за собой по короткой, всего в несколько ступеней, лестнице, ведущей вниз, как раз на тот самый козырек, который опоясывал вершину скалы и где были захоронены настоятели. Справа от них теперь оставался обрыв, а слева поднималась стена. Полина и Антон огибали ее, и вдруг в стене открылись ниши, небольшие помещения, где лежали сложенные аккуратно дрова, немалых размеров топор и древесный мусор, щепки, которые еще не успели убрать неведомые дровосеки, а далее, справа по ходу, были надгробные плиты, те самые – могилы высоко, выше птиц, эти люди жили здесь, рядом с небом, и здесь же остались после смерти. Немилосердный ветер рвал одежду, завывал, сердясь, и было чуточку тревожно.

Полина и Антон прошли по козырьку, тут тропа поднималась, она вывела их на площадку, на которой они стояли пару минут назад, эту площадку они обошли кругом, и, когда вновь вышли на нее, они видели арку, ту самую, через которую входили на площадку, поднявшись от ворот, и еще видели галерею и распахнутую дверь. В ту дверь, в помещения монастыря, Антон и повел Полину.

Деревянная лестница вела наверх. Одна из дверей справа по ходу была открыта. Свернули туда. Короткий коридор вывел их на крохотный балкон, под которым разверзлась пропасть. Здесь, на вершине семисотметровой скалы, над пропастью, от которой отделяло лишь невысокое и совсем не кажущееся надежным ограждение, легко было прочувствовать собственную уязвимость. Полина лишь на мгновение взглянула вниз и тут же отшатнулась. Наткнулась на стоявшего у нее за спиной Антона, резко обернулась. У него был встревоженный и, как ей показалось, настороженный взгляд.

– Что такое? – спросил Антон.