– А что такое с Волобуевым? – озаботился Антон Николаевич.
– Они что – братья?
– Кто?
– Ну, эти. Волобуев и Шмудяков этот.
– Да вы что? – сказал Иванов. – Какие же они братья!
– Ну, похожи!
– Разве? – очень искренне удивился Антон Николаевич.
Должен вам сказать, что эту свою искренность он целую неделю репетировал под моим чутким руководством и теперь у него все так естественно получалось – не подкопаешься.
– Похожи, – растерянно подтвердил Миша и даже обернулся к своим спутникам, ища у них поддержки, но и на них искреннее удивление Антона Николаевича Иванова произвело столь сильное впечатление, что они уже не были уверены ни в чем!
Миша Каратаев злобно потер виски, будто у него очень некстати разболелась голова.
– Ну, хорошо, – пробормотал он. – Ну, пусть они не братья. Ведь не братья?
Глянул на Иванова испытующе.
– Не братья, – подтвердил тот. – И даже не родственники.
– А это вот откуда? – ткнул себя в щеку Миша.
– А что там у вас? – всмотрелся в его щеку Антон Николаевич. – Что-то я ничего там не вижу.
– Да не у меня! – сказал с досадой Миша. – У шахматиста этого, черт бы его побрал!
– А что там у него?
– Пластырь! – сказал Миша. – Один к одному как у комбайнера! Пластырь-то откуда?
– Не знаю, – пожал плечами Иванов. – Хотя можно спросить, конечно. У самого Шмудякова, значитца.
А сам Шмудяков, до невозможности похожий на спятившего комбайнера Волобуева, уже появился на крыльце, радостно потирая руки. Он спустился по ступенькам, блаженно улыбаясь каким-то своим шахматным мыслям и явно не замечая гостей. Он, наверное, забыл об их присутствии и запросто прошел бы мимо, кабы Иванов не ухватил его за рукав. Шмудяков встрепенулся, и взгляд его обрел некоторую осмысленность.