Полетели брызги. Часть из них попала в Хмеля.
Он поднялся из травы и пошел к умывальнику, прибитому к дереву. Над умывальником светлел квадратик зеркала. Хмель заглянул. Ужасная картина. В одном месте лоб рассечен – это он в машине так спьяну пострадал. В другом огромная шишка. Под глазами мешки. Небрит. И вообще помят после попоек этих.
Какой сегодня день? Пятница. Это он за неполную неделю так деградировал.
Сидел бы сейчас в офисе, шефу преданно в глаза смотрел и поддакивал согласно.
Тьфу!
Нет, только не это!
Девушку звали Маша. Она здесь родилась и выросла. А теперь жила в райцентре в ста двадцати километрах от этого хутора и работала няней в детском саду. Работу и место в общежитии ей дали как сироте. Про свое сиротство она сказала буднично, словно бы между прочим. А Хмель дрогнул.
– А что с родителями такое? – спросил он.
– Пропали.
– В смысле? – не понял Хмель.
– Здесь пропали, – сказала Маша и показала рукой куда-то в туман.
Хмель проследил взглядом.
– В лесу? – предположил он.
– Ясное дело. У нас тут кроме леса и нету ничего.
– Заблудились, что ли? Или, может, звери?
– Может, и звери, – сказала Маша, но по ней было видно, что эта версия представляется ей наиболее неправдоподобной.
– И что – никаких следов?
– А какие следы?
– Ну, я не знаю, – пробормотал Хмель и посмотрел в грязное молоко тумана.
Ни черта не видно.