У Захарова уже был готов план действий. Корнышева должны были вывезти в унылую и нищую больницу в одном из богом забытых российских городов, где Клаве и устроят встречу с ним. В том, что больница выбрана более чем заурядная, Захаров видел немалую пользу для дела. В глубинке, где из лекарств – только зеленка да бинты, ничем помочь попавшему в серьезную передрягу Корнышеву не смогли. Поэтому его беспомощное состояние будет для Клавы логичным и легко объяснимым.
Из того городка и отправятся Корнышев с Клавой в поселок Красный. А группа прикрытия во главе с Потаповым появится в Красном чуть позднее, денька через два или три. Чтобы никому из местных и в голову не пришло как-то связать людей Потапова с Корнышевым. Чтобы никаких подозрений на этот счет.
Закончив свою речь, генерал обвел взглядом присутствующих, и было заметно, как он сделал над собой усилие, чтобы не сфокусировать свой взгляд на одном только Корнышеве.
– Вопросы будут? – спросил Захаров.
Все молчали. Генерал смотрел куда-то поверх голов собеседников.
– У меня вопрос, – сказал Корнышев.
– Слушаю! – ответил генерал.
Теперь он мог сфокусировать взгляд на Корнышеве, и это не могло выглядеть ни вызывающе, ни неприлично. Он сидел и разглядывал лицо собеседника.
– Я хочу знать, насколько это затянется, – сказал Корнышев.
– Что именно?
– Вот это, – ответил Корнышев и жестом показал на свое лицо.
– До тех пор, пока снова не объявятся охотники. А их недолго ждать. Они где-то близко, Слава. Глазом не успеешь моргнуть, как они придут к тебе…
Захаров оборвал фразу и недовольно посмотрел на Потапова. Потому что тот нервно барабанил пальцами по столу. Заметив неудовольствие генерала, Потапов, против ожиданий, нисколько не смутился, а только бросил удрученно:
– Голос!
– Что? – нахмурился Захаров.
– Голос не похож, товарищ генерал! На лицо они как братья-близнецы, но у того, прежнего Корнышева голос был другой. Клава удивится.
Про голос они в горячке последних дней действительно забыли. Им даже в голову не пришло. И теперь все могло полететь к черту. Они сидели и смотрели друг на друга. Ни у кого не было готового решения. И тут Корнышев пришел на помощь.
– Я сильно пострадал, – сказал он. – Я очень слаб. И говорить буду слабым и осипшим голосом.
Он вдруг произнес изменившимся голосом:
– Вот так… я буду… говорить… мне тяжело…