Блиндажные крысы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так точно.

— А вы сами там бывали?

— Я каждый день провожу в «стакане» по полчаса, — не моргнув глазом заявил врач. — В обеденный перерыв, после приема пищи. Очень, знаете ли, расслабляет…

Тут ко мне потихоньку стали возвращаться чувства, и, как ни странно, одним из первых было чувство неловкости. Это что же получается, я псих? Оказывается, нормальные люди сами ходят в этот замечательный «стакан», а я там едва не умер!

— Гхм-кхм… Ну, полчаса бы и я спокойно просидел. А вы попробуйте…

— Тридцать две минуты, — сообщил Никита.

— В смысле? — не понял я.

— Причем тридцать две — это вместе с процедурами и перемещением, — уточнил Никита. — Если все вычесть, «чистое время» нахождения в стакане составит немногим более двадцати минут.

— Да ладно врать-то! — вяло возмутился я. — Я там был как минимум…

— Смотри сам, — Никита с готовностью протянул мне часы. — Когда вышел из кабинета, помнишь?

Нет, вот именно это время не засекал — не было возможности. Но точно помню, сколько было, когда обыскивали: отдавая часы, машинально посмотрел на циферблат. Так вот, в тот момент было без четверти десять вечера. А сейчас половина одиннадцатого.

— Не может быть… — в самом деле, после всего, что я пережил, в это было невозможно поверить. — Я думал… Думал…

— Вы полагали, что провели там как минимум сутки? — подсказал врач.

— Эмм… Ну, в общем… — я полагал, что провел там годы, но вам об этом не скажу, а то еще, чего доброго, посчитаете полным психом и отправите в соответствующее учреждение на лечение. — Эмм… В общем, я думал, что прошло гораздо больше, чем полчаса.

— Это нормально, — успокоил меня врач. — «Счастливые часов не наблюдают» — это когда человеку хорошо. Время летит как птица, люди удивляются, надо же, годы мелькают словно дни. В случае, когда человек страдает, все происходит с точностью до наоборот. Если страдания усугубляются какими-то привнесенными факторами и приобретают характер мук, возникает устойчивое ощущение, что время остановилось. Тогда минуты кажутся вечностью.

Мне стало стыдно и досадно. Нет, я категорически против такой постановки вопроса. Это я тут пострадавший! Меня против моей воли ввергли в узилище, потом сунули в «стакан», где я жутко страдал, а теперь, выходит, я вел себя как полный психопат, да к тому же еще и… гхм… в общем, хожу теперь в казенной одежде.

Я даже покраснел от неловкости. Хотелось немедля доказать этим людям, что на самом деле я не такой, а гораздо лучше, и все, что со мной произошло в последний час — это всего лишь чудовищное недоразумение. Правда, я понятия не имел, как это можно сделать, но стремление к реабилитации присутствовало, и если бы сейчас кто-то умный дал мне совет в этом плане, я бы немедля им воспользовался. Надо сказать, что в процессе выяснения отношений с вернувшимися чувствами, я совсем забыл не только о причине своего заточения, но и о желании как можно быстрее выйти на свободу, и о том, что вот эти люди, перед которыми мне неловко, — они вовсе мне не друзья, а, скорее, наоборот…

Вот такая, ребята, замысловатая кабинка, а с виду и не скажешь, вроде бы все там очень просто…

— Ну так что, ужинать будем? — заботливо напомнил Никита, выдвигая из-под кушетки пакет. — Бутерброды с бужениной, чай, булочки…

Ага, всенепременно: мало того, что на ровном месте опарафинился перед следователем, так теперь еще буду с хамской мордой трескать его бутерброды? Ему, наверное, жена на дежурство выдала, чтобы сам здоровье поправлял, а не угощал всяких разных внезапно обосс… эмм… скажем так — обосновавшихся в казенном учреждении.