– Он стал вспыльчивым.
– И вы это заметили? – оживился Вольский.
– Да. С ним что-то происходит.
Вика хотела подступиться к главному – способен ли Олег совершить что-то страшное? – но не решалась.
– Мне кажется, ему нужен отдых, – сказал Вольский, – смена обстановки.
– Почему?
– Он устал. Или что-то его гнетет. Не знаю даже, в чем причина. Если в человеке происходят изменения, значит, надо искать внешний фактор, какой-то раздражитель.
– А если его нет, этого раздражителя? Не просматривается.
– «Не просматривается»! – засмеялся Вольский. – В том-то и дело, что не просматривается, но если он не просматривается, это еще не значит, что его нет совсем. Есть, но не виден!
Вольский придвинул потрепанный журнал.
– Здесь есть статья очень интересная. О том, как в прошлом веке некий мастер установил в опере странный музыкальный инструмент – беззвучный. То есть не совсем такой уж беззвучный. Что есть звук? Всего лишь колебания воздуха. Эти колебания достигают нашего уха – и мы слышим звук. А теперь представьте, что звук этот такой частоты, что его человеческое ухо не улавливает. Представили?
– Да.
– Вот такие звуки этот странный инструмент и производил. Ухо их не улавливало, но – прошу заметить! – частота звуковых колебаний была из разряда тех, которые вызывают в человеке безотчетное чувство тревоги. И вот начинается концерт. Музыкант нажимает на клавиши – и что?
– Что? – спросила Вика.
– Паника! У людей в зале – волосы дыбом. Лошади у подъезда оперы начинают волноваться и сходить с ума. Но отчего? Ведь никаких внешних проявлений! А причина-то, мы с вами знаем, есть. Так и здесь, милая моя. Есть что-то такое, что Олега раздражает и выводит из себя. Последние два месяца он сам не свой.
Он был прав, конечно. Страшные сны не давали Козлову покоя. Вот она, причина. Но, даже зная об этом, невозможно ничего понять.
– Значит, ему уехать надо?
– Да, – с готовностью кивнул Вольский.
– Хорошо, – сказала Вика. – Спасибо вам.
– За что? – удивился профессор.