– Значит, все-таки ты? – не выдержал на этот раз Большаков.
– А? – посмотрел на него непонимающе Козлов.
– Значит, ты в той квартире был?
– Не я! – ответил Козлов испуганно.
– Но говоришь ведь – «я обернулся».
– Это во сне я обернулся.
– Во сне? – не понял Большаков.
– Я все это видел во сне! Понимаете? В том-то все и дело! Я сплю, и мне снится сон. Будто я вхожу в чужую квартиру…
– И во сне их всех убиваешь, – сказал понимающе Большаков.
– Да!
Большаков раздраженно вздохнул:
– Ты напрасно ваньку валяешь.
– Я не валяю!
– Ты напрасно это делаешь, Козлов. Ты под психа сейчас косишь, но это не поможет, поверь. Тебя расколют в два счета на экспертизе в психушке. И в итоге получишь пулю.
– Нет! – закричал Козлов, испугавшись то ли угрозы близкого расстрела, то ли мысли о том, что ему не верят.
– У тебя единственный шанс остаться в живых – это рассказать обо всем чистосердечно и непременно покаяться. И тогда, может быть, – заметь, я говорю «может быть», хотя гарантии нет никакой, – тебя пощадят.
– Я не виновен ни в чем!
Козлов рванулся, но не смог подняться со стула, потому что Большаков, возвышавшийся над ним, толкнул его в лицо растопыренной пятерней.
– Я вам про все случаи расскажу! – заговорил торопливо Козлов. – Про все, что видел! Но вы мне должны поверить! Это не я! Это все во сне! У меня свидетель есть!
Он вдруг вспомнил о Вике. Это был его единственный шанс.