– Все у нас получится, – продолжал нашептывать Морозов. – И все уйдет прочь. Шум шелеста, шуршанье, и шмель жужжит шурша…
Бородин утомленно прикрыл глаза. Он провалился куда-то в темноту и мог бы пропасть в этой бездне, исчезнуть, если бы не слабый голос доктора, удерживающий Бородина на самой грани яви и сна. Все звуки сплелись и превратились в равномерный шум – ш-ш-ш-ш, – и не было сил сопротивляться.
Морозов быстрым движением приподнял веко пациента.
– Андрей Алексеевич! – позвал он.
Бородин не реагировал. Морозов ударил его ладонью по щеке. Бородин вздрогнул и открыл глаза. Взгляд у него был мутный, словно у пьяного.
– Вы меня слышите?
– Да, – ответил вяло Бородин и повел взглядом по сторонам, явно не узнавая окружающей его обстановки.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Давайте поговорим? – предложил Морозов.
Его собеседник лишь молча кивнул.
– Вам нравится ваша работа, Андрей Алексеевич?
– Да.
– Что вас в ней привлекает?
Бородин не очень уверенно махнул рукой:
– Ну, это трудно объяснить.
– А вы попытайтесь.
– Чувствую свою значительность.
– В глазах окружающих?
– И это тоже. Но главное – сам себя уважаешь.