Неожиданно он разрыдался. Громко, в голос.
– О как! – удивился Василий. – Совесть замучила? Эк его однако…
Референт Малышева его не слышал. Да и не видел за пеленой слез. Он плакал так, как не плакал с самого раннего детства. И вместе со слезами уходили прочь все недавние страхи, боль, неуверенность. Теперь Гена знал точно – все будет хорошо…
Глава 4
1
Черный внедорожник, стекла которого были наглухо, под зеркало, затонированы, остановился возле недостроенного дома в одном из поселков ближнего Подмосковья. Оскалился решеткой радиатора на металлические ворота. Подчиняясь руке водителя, автомобиль просигналил, требуя немедленно впустить его во двор.
Какое-то время ничего не происходило. И вообще, складывалось такое впечатление, что в доме никого нет, что он необитаем. Однако примерно через минуту калитка в кирпичной стене, сбоку от ворот, отворилась, выпуская на улицу довольно крупного человека лет двадцати пяти – двадцати семи на вид. Глядя на него, складывалось такое впечатление, что он только что встал с постели. И одет был соответствующим образом – яркие шорты и резиновые тапочки на босу ногу. Больше ничего на вышедшем за калитку надето не было, и он блистал незагорелым торсом. Приходится отдать должное – молодой человек обладал довольно объемной мускулатурой. Правда, на Шварценеггера не тянул – мышцы его уже были дрябловаты, и рельефность их смазывалась изрядной толщины слоем подкожного жирка. А солидное брюхо, свисающее над поддерживающим шорты шнурком, прямо указывало на то, что этот здоровяк давно не посещает спортивный зал, предпочитая проводить свободное время в праздности, с бутылкой-другой холодного пива.
Почесывая брюхо, крепыш, чуть прищурившись, уставился на подъехавший джип. Водитель слегка коснулся кнопки сигнала, и машина коротко квакнула, как бы приветствуя местного домового. Крепыш, в свою очередь, взмахнул рукой в приветственном жесте, коротко кивнул и вернулся во двор. Через несколько секунд ворота широко распахнулись. Внедорожник, заурчав двигателем, как сытый кот, вкатился во двор. Сразу же за кормой автомашины створки ворот сошлись, перекрывая обзор возможным нескромным взглядам.
Передние двери машины открылись почти синхронно, и из темных недр не спеша, с чувством собственного достоинства выбрались двое. Один – тот, что приехал на пассажирском месте, – был Андрей Михайлович Старостин. Старый знакомый…
Тот же, что занимал место водителя, заслуживал того, чтобы рассказать о нем подробнее. Чуть выше среднего роста, грузный мужчина лет сорока. Коротко остриженная – по бандитской моде девяностых – шарообразная голова. Толстые, отвисающие щеки делали приехавшего немного похожим на бульдога. И одновременно благодаря маленьким острым буравчикам глазок он походил и на дикого кабана. Это сходство еще и усиливало выражение упрямства на его лице. Такой вот странный гибрид получился…
– Кирпич где? – не поздоровавшись, брюзгливо спросил водитель сонного «швейцара».
– В хате, – коротко и быстро откликнулся тот. Кстати, от недавней его вальяжности не осталось и следа – сейчас он в большей степени напоминал молодого солдата, отвечавшего на древний, но тем не менее не утративший свою актуальность вопрос: «Сколько «старому» осталось?» То есть ручки опущены, подбородочек, наоборот, приподнят. И даже брюхо втянуть постарался. Впрочем, без особого успеха.
– «В хате!» – ворчливо передразнил «швейцара» приезжий. – Смотрю, Кирпич реально приподнялся, забурел. Уже и задницу от стула лишний раз не оторвет!
– Да чо ты, в самом деле, Михей… – попытался было что-то объяснить молодой солдат, но только приезжий и слушать его не стал:
– Ты мне тут не чокай! Давай, в дом веди!
Малый, поддернув шорты, почти бегом бросился на высокое крыльцо. Михей, зыркая по сторонам, последовал за ним. Замыкал процессию Старостин.
Оказалось, что Кирпичом называли невысокого и щупловатого на вид, но востроглазого и подвижного, как ртуть, парня лет тридцати. Старостин, глядя на него, невольно задумался, а каким образом дают клички в бандитской среде. Ничего, ну совершенно ничего общего с героем Садальского из известного телефильма. Даже намек на шепелявость – и тот отсутствует.
– Здорово, Михей! – четко и ясно выговорил Кирпич, встречая старшего в обширной, но полностью не отделанной и лишенной мебели прихожей.
– Здоровее видали! – буркнул Михей, отворачиваясь. Однако протянутую ему ладонь пожал. Видимо, этот самый Кирпич входил в число ближних авторитета. – Как клиент? – все так же угрюмо спросил он.
– А что ему будет? – довольно беспечно – что очень не понравилось Старостину – отмахнулся Кирпич. – Сидит, грустит, за жизнь свою неправедную думает…