Разумеется, Малышев ему не ответил. И даже сделал вид, что приветствия вообще не услышал.
– Грязный, вонючий и холодный подвал… – Старостин как бы размышлял вслух. – Незавидное, унизительное положение пленника…
Вроде бы в интонациях Старостина прозвучали сочувствующие нотки, этакое предложение к диалогу, к обсуждению условий капитуляции… Однако Малышев на такую вот замануху не купился. Не дернулся, не шевельнулся, даже бровью не повел. И Андрей Михайлович вынужден был продолжать сам.
– А ведь все это можно изменить… – подкидывал он противнику пищу для размышлений. – Будь на то ваша добрая воля…
Сложно было вести такой разговор. Обычно все обставлялось немного по-другому. В диалоге, получая от собеседника ответы на простые, в сущности, вопросы, подспудно ищешь в душе противника слабые звенья, те чувствительные струны, играя на которых рано или поздно сможешь склонить человека к тому самому, нужному тебе, решению. В данном же случае появлялось такое ощущение, что разговариваешь со стеной… Вот и приходилось Старостину вести монолог, как какому-то трагическому актеру.
Неожиданно в разговор вмешался Михей, которому, видимо, наскучила роль статиста. Причем вмешательство это произошло самым кардинальным образом – бандит легонько пнул сидящего Малышева в бок, после чего угрожающе спросил:
– Слышь, ты, конь педальный! Ты что, не всасываешь – с тобой человек базарит!
Виктор Георгиевич чуть качнулся, поднял голову, с откровенным, нескрываемым презрением несколько секунд разглядывал бандита, а потом коротко и ясно порекомендовал тому отправиться в увлекательнейшую пешую прогулку. Причем конечным ее пунктом должно было стать место общеизвестное, но обычно вслух не называемое.
Эта рекомендация Михея изрядно огорчила. Сделана она была громко, вслух и со вкусом. Да еще и при постороннем человеке. Авторитет побагровел – Старостину даже на мгновение показалось, что его круглое лицо сейчас треснет, как перезрелый помидор. А дальше Михей – «безопасник» не сумел предугадать реакцию бандита – уже не сдерживаясь, в полную силу, зарядил ногой Малышеву в голову. Бизнесмен без звука тяжело рухнул на матрас, служивший ему постелью.
– С-сука какая! – ругнулся авторитет, с ненавистью глядя на распростершегося перед ним Виктора. – Всю ногу об него отбил!
Он сделал еще одну попытку пнуть поверженного противника, однако Старостин на этот раз успел – оттащил Михея в сторону.
– Что ты делаешь?! – не на шутку испугался он. – Ты же его убьешь!
Михей вскинулся, взглянул в лицо Старостина налитыми кровью, бешеными глазами. Тому пришлось пережить несколько неприятных секунд – казалось, что авторитет хочет уложить и самого Андрея Михайловича рядом с его бывшим шефом.
Однако Михей сдержался. Небрежно стряхнул руку Старостина со своего локтя, сплюнул в сторону неподвижно лежащего Малышева, после чего сказал:
– А ты еще не понял?
– Ты о чем? – Неприятно было то, что Михей окончательно перешел на «ты». Если он раньше обращался к Старостину хотя бы по отчеству, признавая тем самым его главенствующую роль, то сейчас обращался как к равному.
– Его, – Михей кивнул в сторону Малышева, – по любэ валить надо. Я таких знаю – хрен от него чего добьешься. Он себя убить позволит, но только по-нашему не будет. Тут – тупик. Поэтому нужны другие варианты.
– А какие могут быть другие? – несколько растерянно уточнил Старостин.
– Ты его лучше знаешь – ты и думай, – отрезал Михей. Но тут же, сжалившись над менее опытным в такого рода делах напарником, снисходительно объяснил: – Надо так сделать, чтобы он нас сам просил все забрать. А мы бы еще и выеживались – да на фиг оно нам нужно!
– Но как это сделать? – продолжал недоумевать Старостин.