Седая весна

22
18
20
22
24
26
28
30

«Буду жить там вдали от всех, наедине с лесом. Без цивилизации и суеты, сокращающей жизнь. В лесу я снова стану человеком. Там не надо притворяться и врать, не надо никого ждать. Там все сурово и правдиво. Никто не придет, не помешает. Там жить и работать одно удовольствие. Нет забот, какие досаждают в городе. Впрочем, а кто мешает? Вот закончу панораму, и можно уходить в творческий отпуск», — усмехнулся Алексей собственным мыслям.

Через неделю он обнаружил в почтовом ящике еще одну записку: «Ты снова не ждешь меня и, вероятно, очень редко бываешь дома. Я звонила, но ты не поднял трубку. Пришла и тоже не застала. Наверное, появилось новое увлечение? Что ж, я не обижаюсь, выходит, все мужчины одинаковы. Не имею права упрекать тебя. И все ж обидно. Может, в следующий раз нам повезет увидеться».

— Теряешь терпение? Это уже хоть какой-то результат. Вашего брата на поводке крепко держать надо. Сама взмолишься, станешь проситься ко мне навсегда, если я тебе дорог. А коли устанешь и забудешь, что ж, пусть это случится теперь, чем позже. Проверка временем всегда была самой надежной. Да и мне нужно себя проверить. Если ты сегодня не хочешь идти навсегда, что ждать от тебя через годы?

Алексей теперь бывал дома лишь ночью. Работал до изнеможенья. Случалось, ночевал в мастерской. Мечта о доме в лесу заставляла забыть о многом.

«Если я нужен ей, сумеет найти», — решил человек. И в ближайший выходной снова заспешил в лес, где уже начинала оттаивать весна. Кое-где на подтаявших полянках появились подснежники. Белые-белые, хрупкие, робкие, как девчонки, поторопившиеся стать невестами, забыли, что ранними веснами случаются сильные холода. О, как часто, сорвав белую фату, они опутывают сединой головы и души… Оттаявшие сугробы пустили звонкую слезу. Бегут ручейки по лесу, обгоняя друг друга, поют, журчат на все голоса. Весна пришла. Во всякую ли жизнь?

Алешка сел на сухую траву. Вот здесь бы поставить домишко. Пусть маленький, но свой. Чтоб жить самому, без любопытных соседей, подслушивающих и подглядывающих в замочные скважины. От них нет покоя даже за закрытыми дверями. Сверху ругаются муж с женой. Каждый день скандалят. Обзывают друг друга так, что подобных гадостей алкаши бы постыдились. Муж, забыв имя жены, зовет ее только сукой, она его козлом, хорьком и мудаком. Ни дня на перемирие. Словно ничего светлого в их жизни не было. Сбоку дети играют в футбол прямо в квартире. Настоящий погром устраивают. Гремят падающие тарелки. А за стеной торжествующий вопль:

— Во влепил классно тебе! По самые яйцы!

— Держи, козел, сдачу! В натуре!

— Ну, прикольный! На хрена люстру сшиб? Пахан тебе вмажет до самой сраки!..

С другого боку старики. Тоже мир не берет. Все годы пенсию друг от друга прячут и каждый вечер пересчитывают.

— Евгений Борисович! А у меня пяти рублей не хватает. Утром были.

— Не брал. Ни копейки.

— А почему крестик не совпал? Я не так заклеивала. Верните мне мои деньги!

— Не брал. Честное слово даю.

— Куда же деться могли из квартиры?

— Ищи! Может, правда соседи заходили, они… Внизу алкаши звенят бутылками. Вечером приносят полные. Всю ночь пьют, поют, утром пустую тару сдают.

Гудит дом пчелиным ульем. Каждая семья в отдельной клетке. Отгородились стенами, дверями. А живут на слуху и на виду. Как в большой коммуналке. Рыгает с похмелья сосед в унитаз, а с первого этажа сжалившийся сосед зовет его, подлечить обещает. Чем? Одному Богу ведомо.

Кричит ребенок в соседнем подъезде ночью, все девять этажей просыпаются. Одни ругают, другие жалеют малыша. Всем утром на работу.

Вот и Лешка, всего два раза ночевала у него Светлана. Все тихо было. А соседи загадочно улыбаются. С браком поздравляют. Через стены видеть научились. И это престижный дом. В других, как слышал, еще хуже.

Алешка, конечно, научился абстрагироваться, иначе не выжить в многоэтажке, где собаки, превзойдя хозяев в габаритах, размере и весе, спокойно носятся по лестнице без намордников и ошейников, а разномастные кошки гадят на любой первый попавший под лапу половик. В лифт можно войти, только зажав накрепко нос. Он провонял псиной мочой.