Седая весна

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да хватит с меня! Надо сдать в дом малютки. Должны же там меня понять. Не бесконечен я. А и будет ли лучше, коль мы с Наткой загнемся с голода? Когда подрастет, я ей объясню все, она поймет меня.

— Ну, вот и правильно. Не медли, коль надумал. Чего тянуть? Пора развязывать этот узел, — торопила Сергея.

— Да я и не знаю, где этот дом малютки? — признался мужик.

— Тебя, может, на такси туда отвезти? — язвила Тонька.

— Да пойми ж ты! Я мужик! Выйду один с орущим ребенком. У меня на нее документов нет. Меня любой мент остановит.

— Тюфяк! Слюнтяй! — повернула к двери баба.

— Тоня! Не бросай! — взмолился Сергей.

Баба схватила спеленутую, завернутую в одеяло Наташку, выскочила с нею в двери, бросив на ходу через плечо:

— Ладно! Сама справлюсь…

Тонька торопливо шла по улице. Наташка, глотнув морозного воздуха, мигом успокоилась, перестала кричать. Уснула.

Тонька шла не оглядываясь. Миновав улицу, вышла к троллейбусному кольцу.

— Куда дальше? В дом малютки? Но он обнесен высоченным забором. Да и врачи роддома вмиг узнают ее, вернут тут же. Куда ни подкинь, то же самое, заставят Серегу растить эту гниду. Будь жива ее мать, никто б девчонку не запомнил. Их на день по косому десятку рождается. А вот этих… Ну, чего это я? Вот, самое место для нее! — увидела баба дорогу, уводившую под мост. — Там из-за поворота ни один водитель не приметит маленький сверток. Не услышит крика ребенка. А Сергей и не спросит. От счастья на уши встанет. Человеком, мужиком себя почувствует. Да и мне хватит в любовницах стареть. Годочки идут… А этого Сережку я быстро к рукам приберу, — торопится баба. Она положила Наташку на самой середине дороги — на повороте и заспешила обратно. Тонька, не оглядываясь, перешла улицу, зашла в магазин. Пошла к дому Сергея не по улице, как обычно, а напрямик, через ручей. Баба вошла в дом, резко захлопнув двери.

— Ну как? Подкинула? Ее взяли? Ты проследила? — засыпал вопросами Сергей.

— Она надежно устроена, лучше не придумаешь, — усмехнулась украдкой и только повесила пальто, услышала шум во дворе, чьи-то шаги под окном, чужие голоса, рычание Султана. Пес пытался защитить дом и не пустить в него непрошеных гостей. Послышался визг тормозов остановившейся у забора машины. Кто-то стукнул калиткой. Чьи-то кулаки барабанят в двери, другие — стучат в окно:

— Открой! Твою мать! Иначе дом в клочья разнесу! Слышь, сука, выдь сюда! — кричит кто-то хрипло. Серега вышел, даже не выглянув во двор.

— Может, кто из клиентов — с работы? — Но вроде никто не имел повода материть его. Разве по-бухой? — открыл двери. И онемел…

На нижней ступеньке крыльца лежала его Наташка. Маленький сверток, весь в грязи. Она кричала на всю улицу. Вплотную к ней, ревнивым

сторожем, прижался Султан. Он лежал, ощерив клыки, рычал на людей, входивших во двор.

— Это твой ребенок? — спросил Серегу громадный, грузный мужик.

— Мой, — ответил Сергей.