Месть фортуны. Фартовая любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нас корнями зовут! Потому мы лучше! — послышался писклявый голос Вовки.

— Я не на холяву здесь возникла! В малину нужны лучшие. Наверху таких нет. Там проще дышать. Никто из них не сумел бы примориться тут — внизу!

— Когда в жопу клюнет, всякий сможет. Мы тоже не тут родились! — отмахнулся Борька и отвернулся от Капки, бросив сквозь зубы короткое слово:

— Трепло!

— Да пристопорись ты! — остановил мальчишку Король.

Борька, цыкнув слюной сквозь зубы, оглядел Остапа:

— Дурней себя ищете? Не выйдет! Всяк сам для себя ворует. Этим и живет, другим дает жить. Это — как мы! А вы хотите, чтоб наши пацаны для вас воровали? Такого не будет никогда! Всяк свой возок тянет. Сколько сил хватит. Лишнее, чужое — горб трет. Мы крадем по мелочи. Только жратву. За такое не судят. Даже когда в лягашку забирают поначалу, потом разберутся за что замели, дадут поджопника покрепче, чтоб дальше летел. И, гуляй, Вася! А вас по всему городу с автоматами стерегут! Есть разница? Нам жизнь, пусть она и хреновая, одна дана! Мало ли, иль долго протянем, это от Бога. Но к вам — ни ногой! И никого не дам в малину! Хоть к кому из вас!

— Постой, ты за себя можешь вякать! Другим — не мешай! — трясло Капку. Она гладила малышей по вшивым и лишайным головам. Их липкие волосы были такими тонкими, жидкими, что казалось, гладила она лысых лилипутов-стариков.

Внезапно Задрыга почувствовала, как кто-то в темноте сунул себе в рот ее палец и стал сосать причмокивая.

Это был трехлетний Степка. Он отстал от поезда и потерял своих. Никто его не искал, не спрашивал в милиции о пропаже сына. И мальчишка вскоре оказался в подземке.

Капка взяла его на руки. Пошарила по карманам. Нашла конфету, отдала Степке. Тот обхватил девчонку за шею. Сосал конфету торопливо, пока на руках. Внизу отнять могут.

— А я тоже конфету хочу! — захныкала Ирка и потянулась к карману Капки.

На нее прикрикнули, но не обидно, не зло. И девчонка отошла, жгуче завидуя Степке.

— А я к Задрыге хочу! — подал голос рыжий, как подсолнух, Петька. Этому мальчишке было всего десять лет. Но во всей подземке не сыскать второго такого драчуна и забияки, задиры и сорванца. Он бил всех и цеплялся к каждому, как репейник. Он курил лет шесть. И матерился совсем по-взрослому. Ночью он жутко скрипел зубами оттого, что в его вздутом животе водилась прорва глистов. Он никогда не наедался.

— Ты хочешь к Задрыге? — удивленно спросил пацана Толик.

— Очень хочу! — подтвердил Петька.

— Иди, — пожал плечами Борис.

Задрыга слышала, что Петьку выгнала из дома каталкой старая бабка. Ей на попеченье оставил сын троих детей. Сам с женой поехал на Север, на заработки. А бабка получала переводы каждый месяц. Но все скулила, что денег не хватает, что провальная Петькина утроба скоро сожрет и ее вместе с домом. Двое других были нормальными детьми. А Петька, добравшись до погреба, все бабкины припасы на зиму, за неделю, подчистую съел.

Старуха, когда это обнаружилось, выгнала внука из дома на все четыре стороны, запретив показываться на глаза.

С тех пор он к ней не появлялся. В подземке больше года прожил. Когда он выходил в город, все лоточницы прятали от него пирожки с рыбой. Знали, не один, не два пирожка, как другие, весь лоток стянет. Все сожрет одним духом. Без икоты, отрыжки и изжоги. Никогда ни одного пирожка после него не оставалось. То-то удивлялись горожане, как он живым после такой пакости оставался и ни разу его не пропоносило.