Месть фортуны. Фартовая любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— У ней корма, как паровозный тендер! На ней всю малину возить можно запросто. Клянусь волей! Я б за такую жопу не только весь положняк до копейки, всю волю бы отдал! Ну и баба! Конь с яйцами! — А какая лихая на водяру! Я офонарел! Шары чуть не вылетели! Всякое видал! Но чтобы баба водяру в миску вылила, накрошила туда хлеб и хавала как тюрю, такое впервой! Да ладно б на том завязала! Еще и луку туда наперла!

У Капки дыхание свело.

— Когда мне ехать? Я уже собралась! — услышала за спиной голос Тоськи.

— Линяй! Сейчас сваливай! — бросила через плечо не оглядываясь. И, услышав, как тихо закрылась за девчонкой дверь, вышла во двор, чтобы никто из пацанов не увидел, как плачет законница.

Капка подошла к чайному столику и не поверила глазам. Громадный букет лесных ландышей стоял в банке. Кто их нарвал? Кто принес? Увидела записку, торчавшую из цветов. Взяла ее, развернула:

— Тося! Я люблю тебя! Олег… — прочла Капка короткое запоздалое признание и обрадовалась, что не только ей не повезло в любви…

— Ты хоть бы при Задрыге про Короля не трепался! — услышала Капка голос Лангуста через форточку.

— Щадить ее пахан не велел. Да и чего там прятать? Медвежатник наш, едва Капка за порог, вмиг по блядям. Как и все кенты… Он закон держит, — рассмеялся тихо.

— А насчет рыбака шухеру в пределе не было, не дыбали лягавые его? — спросил Лангуст стремача.

— Шмонали долго! Но не пронюхали! Хату опечатали. Закрыли. Теперь в ней никого нет. Трясли Борьку в лягашке про близнецов. Тот на пирожках попух. Вякнул, что смылись пацаны на поезде, еще зимой. По деревням побираться подались. — С тех пор в город не вернулись. Может, насмерть замерзли где-нибудь. Такое уже бывало с подземными пацанами. Ну, а если живы, по теплу воротятся.

— А лягавые что в ответ?

— Велели, чтоб возникли в ментовку?

— Нет! Сами рисуются. Узнают всякий раз. Без понту сваливают.

— Данилку посеяли?

— Не трясли за него никого. А вот нашу малину секут всюду. Уже сколько хаз сменили! Пасут менты и чекисты. Последние даже к подземке клеились, чтобы про нас пронюхать. Но не обломилось им, не высветила «зелень». Не мылятся подземные к ментам, не кентуются с городскими. Хотя чекисты сколько «уток» подбрасывали. Не клюнули. Пронесло.

— Трудно стало фартовать! — вздохнул стремач.

— А когда легко было? — удивился Сивуч.

— Мне пахан велел вам башли передать. И Задрыге долю! За Короля! От него ей записку привез! И забыл! Надо ж! Вовсе тыква трухлявой стала! — сетовал стремач.

Капка ждала, когда он ее вытащит, подошла к Сивучу, спросила осторожно:

— Ботни, это верняк, что Олег, ну этот хмырь, ботаник — женатый? Или ты Тоське туфту подпустил?