В 8.15 секретарь Паттерсона Софи – лет сорока, рыжеватая, одетая в серый деловой костюм – доложила шефу, что Трой Смит ждет его в музее.
Шеф британской разведки вечно ходил с взъерошенными волосами. Жесткие и непослушные, они ложились как угодно, не поддаваясь расческе. Ему бы подошла короткая стрижка, однако Трой Смит придерживался иных взглядов на свою внешность. Вероятнее всего, ему подошел бы иной цвет костюма, но он предпочитал темно-синий, подчеркивающий замкнутость; иногда он позволял себе разброс в цветовой гамме, надевая клетчатую рубашку и твидовый пиджак нейтрального оттенка. Именно в такой упаковке, демонстрирующей открытость, сегодня утром он встречал Паттерсона в месте, которое его не могло не вдохновлять, где с его глаз спадала пелена невзгод и скверного настроения...
Он приехал в музей в обычном сопровождении: водитель и офицер физической защиты. Охранники музея остались на своих рабочих местах: за пультом слежения и на входе в служебную часть. Телохранитель обошел зал и вернулся в комнату слежения, в которую отозвали единственного находящегося на обходе охранника. На этом объекте был установлен мощный блокиратор сотовой связи, несший двойную функцию: предотвращение несанкционированного прослушивания мобильных переговоров и съемку посредством скрытых беспроводных камер и других устройств в помещениях, где использование вышеназванных устройств нежелательно. Телохранитель включил блокиратор и сосредоточил свой взгляд на мониторе пульта слежения. И первым, кого он увидел спустя несколько минут, был Натан Паттерсон, приехавший на встречу с шефом.
Директор и его подчиненный сошлись в том месте этого хранилища мощи и доблести английской военной разведки, где экспонировались увеличенные фрагменты аэрофотосъемки, датированные 1944 годом, на которых отчетливо были видны дороги, поля, строения, даже столбы, вкопанные на взморье.
– Начнем с самого начала, Натан, – взял слово Трой Смит, пощелкав пальцами и принимая от подчиненного тонкую кожаную папку с документами; что в них – ему только предстояло узнать. – Начнем с главного, – повторил он. – Я одобрил план, который ты построил, опираясь на специфику твоего отдела. Если ты помнишь, тогда я спросил тебя: «Клин клином вышибают?» – а ты ответил...
Смит выдержал паузу, дождавшись ответа Паттерсона: «Да», и продолжил, чуть ускоряя темп:
– Идея неплоха. Даже в моральном плане. Если ты сможешь предотвратить смерть двух сотен людей ценой двух десятков – это не обсуждается. Это леденец для чистоплюев и политиков высокого ранга. Ты думал о том, почему твой план провалился?
– Всю ночь, – не моргнув глазом, соврал Паттерсон. Хотя у него жутко ломило спину, но чувствовал он себя отдохнувшим.
– И? – поторопил его Смит, узнавший о «провале» Паттерсона от своего секретаря, составившего рапортичку, основанную на материалах полицейских отчетов и телерепортажей. Такие рапорта носили характер независимых, хотя далеко не полных, и состояли на вооружении любого уважающего себя чиновника.
– Я не вижу никакого провала, шеф.
– Правда? – Смит начал отсчитывать очевидные пункты по пальцам: – Теракт, цель которого – связать ар-Рахмана по рукам и ногам и тем самым отсечь его от своей жертвы, к желаемому результату не привел. Вместо того чтобы отступить, ар-Рахман пошел в атаку: убил одного, ранил двух человек, похитил свидетеля, который проходит в операции как главный. Ты можешь объяснить действия этого ливийца?
– Я не могу объяснить действия
– Это ночь накануне натолкнула тебя на такие мысли?
– Отчасти – да. Меня ввел в заблуждение полковник абд-Аллах Хасан. На его чистосердечных показаниях я начал строить план операции, нарисовал психологический портрет Рахманова – террориста, по сути, члена «Антиимпериалистического центра», ответственного за связи с террористическими организациями за пределами Ливии. Так вот, человек, образ которого я себе отчетливо представил, унес бы ноги из этой страны, испугавшись радикальных мер, направленных на его нейтрализацию. Ведь когда противник идет на такие меры, как жертвы среди мирного населения, он, с одной стороны, не оставляет тебе выбора, а с другой – дает шанс убраться восвояси. Рахманов, как агент ГРУ, выбрал оригинальный ход, который при определенных условиях может свидетельствовать против нас, и с его помощью можно легко раздуть очередной шпионский скандал.
– И в этом ты не усмотрел провала? Тогда что провал в твоем понимании? Объясни мне, Натан.
– Мы возьмем Рахманова, – ушел от прямого ответа Паттерсон, невольно взваливший на себя часть функций личной охраны шефа военной разведки: радикальный метод защиты директора от покушения, предложенный Паттерсоном, не предполагал его разглашения даже в среде его физической защиты. – Мы возьмем Рахманова завтра или послезавтра, через три или четыре дня, давление на него продолжится по нарастающей. С нашей стороны необходимо подогреть все средства массовой информации, чтобы увеличить продолжительность новостей о кентерберийском теракте, включить больше кровавых подробностей, использовать сюжеты с родственниками погибших и пострадавших от рук ливийского террориста.
– Но если всплывет правда, – по инерции продолжил Трой Смит, – то откровения Дэвида Шейлера покажутся цветочками.
Кто такой этот Дэвид Шейлер, Паттерсон знал очень хорошо. Это агент МИ-5, раскрывший мировой общественности глаза на операцию по устранению Каддафи в 1996 году и сдавший своих коллег по МИ-6. Он признался на пресс-конференции, состоявшейся накануне его отъезда из Франции: «Я сделал то, что сделал, потому что я люблю свою родину. Я не предатель. Все англичане должны знать, лжет им правительство или нет. Я не думаю, что правительство не хочет открытого суда. Для них это будет большей проблемой, чем для меня».
Вот и Рахманов (может так случиться) заявит: «Я сделал то, что сделал». Он выполнял приказ своего начальника. И чем он отличается от агентов британской разведки, которые получили приказ лично от Троя Смита – устранить полковника Каддафи? Может, тем, что задача у Рахманова «помягче»? В том плане, что задача у него – устранить руководителя разведки, а не премьер-министра, фактического главу государства. И с этой, и с предыдущей позиции действия Рахманова вполне оправданны, по-другому – адекватны.