Последнее танго в Тегусигальпе

22
18
20
22
24
26
28
30

 - Слышишь? - вдруг спросил руководитель экспедиции.

 Снаружи доносились звуки, прекраснее которых Зина никогда ничего не слышала. Кто-то, недалеко от их палатки на Горе мертвецов, пел волшебную, словно звенящую хрусталем и драгоценностями, песню.

 Зине захотелось зарыдать, настолько восхитительны были эти звуки. Неожиданно она поняла, что товарищ Дятлов - тоже плачет. Вся борода у него была в слезах.

 - Зина! Зина! Какая это красота! - торопливо говорил он. - Пошли немедленно поклонимся , в ноги упадем…

 - Да! Да! - шептала Зина, разумом которой тоже завладело странное томление.

 - У меня здесь нож есть, я брезент прорежу, так и выйдем, - говорил руководитель.

 Комсомольцы, как оказалось, тоже проснулись. Кто-то чиркнул спичкой. На секунду внутренность палатки озарилась желтоватым светом. И Зина увидела лица рыдающих лыжников. Увидела Людку Дубинину, Золотарёва, француза Кольку, остальных.

 Промерзший брезент поддался стали ножа, и в палатку ворвался ледяной воздух. Но холода никто не чувствовал. Полуодетые комсомольцы выходили вслед за товарищем Дятловым через прорезь в брезенте.

 Полная луна осветила фигуру начальника экспедиции, пьяно направлявшегося вниз по склону, где драгоценным заревом горело золотистое сияние.

 Зина шла следом, не оглядываясь, слыша позади себя шаги других комсомольцев.

 «Остановись, дура!» - надрывался внутренний голос. Но Зина была слишком восхищена волшебным пением, чтобы остановиться.

 Уже подойдя ближе, она увидела многолапого, всего в золотом сиянии, паука. Однако испуга не было. Только восторг. Одно из щупалец поющего паука обхватило за пояс товарища Дятлова, другое сцапало Тибо-Бринболя. Зина вдруг и сама ощутила цепкую, колючую хватку, выбраться из которой нечего было и думать. Да и не хотелось.

 Она еще успела увидеть, как паук швырнул на камни француза Кольку, потом Игоря. Когда настала Зинина очередь, и все вокруг поглотила тьма.

 ***  1936 год, 23 ноября, Гренада, Испания

 - Не хочется думать о смерти, поверьте, в пятнадцать мальчишеских лет, - чистым и ясным голосом пела Катя.

 Песня была пронзительной. Хотя и не совсем подходила к ситуации. По сравнению с орленком из песни Катя была старухой, ей было аж двадцать шесть. Пожила, что называется. Да и мальчишкой она тоже, понятно, не являлась.

 Все остальное сходилось. Катя тоже оказалась в плену у врагов, самых настоящих фашистов. На рассвете ее расстреляют.

 Место, где они находились вместе с товарищем Педро, раньше, наверное, было застенком инквизиции. Это предположение подтверждалось и тем фактом, что их узилище находилось в средневековом замке. Правда, не в подвале, а в башенке. Но какая разница…

 Цепи здесь были самые настоящие, тяжелые и покрытые ржавчиной. Они присоединялись к вмурованным в каменную кладку кольцам. А вот ошейники были грубые и грязные. Хорошо хоть у Кати шея была тонкая, и ржавый ошейник скорее лежал на ключицах, чем держался на шее. А вот товарищу Педро было хуже. Ржавый воротник туго стягивал его горло. Товарищ Педро задыхался.

 «Не бойся, камрад! - думала Катя. - За тебя отомстят. И за меня. За нас…»

 Смерть была совсем рядом с Катей, однако девушка до сих пор не могла поверить, что скоро погибнет. Более того, перспектива исчезновения казалась ей немыслимо далекой. Как в детстве.