Впрочем, Катя не может умереть. Ведь Педро рядом. Он сильный. Когда на рассвете с них снимут ошейники, он схватит фашистов, стукнет их лбами, отберет оружие, и с двух рук, по-македонски, откроет огонь. Они вырвутся…
…А в плен к фашистам они попали глупо.
Дисциплина в отряде была та еще. Вернее, не было ее почти совсем. Одно правило, правда, соблюдалось свято. Равноправие. Даже командир обязан был, наравне с рядовыми бойцами, выходить в караул.
Про то, как испанцы стоят на посту - особый разговор. Сигареты в зубах, шутки, прибаутки, чуть ли не семечки. Словно не война вокруг, а праздник какой-то. Фиеста, как у них это называется.
Когда Педро заступил в караул, Катя, не без внутренней борьбы, решила якобы случайно прогуляться по деревне и оказаться рядом с ним. Может, чем и кончится. Разумом Катя понимала всю глупость этой затеи, но молодость брала свое.
Для Педро подоплека Катиной прогулки, похоже, не являлась секретом. Не успели они перекинуться и несколькими словами, как командир отряда облапал ее, стал целовать.
Так их и взяли подкравшиеся фашисты…
…За окном все еще стояла темень. Однако по самому краю неба уже протянулась светлая полоса. Значит, уже скоро…
Загрохотал в замке ключ.
Уже?
Катя решила встретить смерть, как и подобает комсомолке. Она поднялась с гнилой соломы, служившей подстилкой, и запела «Интернационал»
- Вставай, проклятьем заклейменный, - звенел Катин голос под сводами гнусного узилища, - весь мир голодных и рабов…
- Поем, значит? - сказал кто-то на чистом русском языке.
Катя удивилась и прекратила петь.
В каземат вошли два фашиста, один с ружьем, другой с факелом. И какой-то тип в белогвардейской фуражке.
«Гнида! Предатель!» - подумала Катя. Белых тут, в Испании, было много. За фашистов воевали, суки недобитые.
- Кипит наш разум возмущенный! - запела Катя.
- А ну, заткнуться! - закричал белогвардеец.
- …И в смертный бой идти готов!
Белогвардеец отвесил ей болезненную пощечину.