— Она же не зэчка, на неё понятия не распространяются, — осуждающе покачал головой Виктор. — Чтобы так поступить с женщиной, надо быть совсем отмороженным…
— Я не беспредельщик и не отморозок, а шлюху наказал правильно — за предательство.
— Почему ты её называешь шлюхой? Ну, вышла она замуж за другого, что с того? Мало, что ли девчонок не дожидаются с армии своих парней, так что, им всем надо жопы рвать? И у меня была невеста, и тоже не дождалась.
— И ты простил ей измену?
— Да не было никакой измены, она мне честно обо всём написала.
— А вот мне не написала, и я не простил. Подловил её, когда Маслака дома не было, завалил к ним на хату, ну и…В бешенстве я тогда был. За измену карал. Я её так любил, а она…
— А я уверен в обратном — не любил ты её, а считал, что она должна принадлежать только тебе одному. Как вещь, как любимая игрушка. А когда она досталась другому, ты решил сломать эту игрушку, чтобы не досталась никому. Но ты сломал не игрушку, ты сломал человеческую жизнь.
— Ты чего, буровишь? — криво усмехнувшись и наливаясь злобой, спросил Лютый. — Предъяву мне кидаешь?
— Ничего я тебе не кидаю, просто высказал своё мнение.
— Так ты, когда высказываешь своё мнение — базар фильтруй.
— Я базар фильтрую, но ты тоже в залупу не лезь, — сказал Виктор и на его побледневших скулах забегали тугие желваки.
— Ладно, проехали, — махнул рукой Лютый. — Не хочешь идти — не надо. Сеню Резаного пошлю.
— Да схожу я, но после поминок. Не хочу там светиться.
— Замётано.
— Вы кто? — открыв дверь, спросила Виктора молодая, красивая женщина. — Я вас впервые вижу.
— Меня зовут Виктор.
— А меня — Лена. Вы пришли помянуть Бориса?
— Да, помянуть и выразить вам соболезнование.
— Вообще-то, уже довольно поздно, но если пришли, то проходите, — отступив в сторону и пропуская Виктора в прихожую, сказала женщина. — Проходите в гостиную и присаживайтесь к столу, он ещё накрыт, решила завтра утром всё убрать. Вы будете пить водку, или коньяк?
— Водку.