Мутанты. Время собирать камни.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я зону держал, а вы мне гнилые предъявы кидаете! — закричал Базилевс, обводя всех присутствующих бешеным взглядом.

— Так Цезарь тоже не простой пацан, тоже зону топтал, а сейчас «смотрящий» за центром Москвы, — не меняя выражения лица и тембра голоса, сказал Монарх.

— А ты, старый, значит, за него мазу держишь? — криво усмехнулся Базилевс. — С чего бы это?

— А за кого мне мазу держать, за тебя что ли? Цезарь наше общее добро бережёт и приумножает, а ты хотел лапу на чужое наложить. Я ещё с твоими аудиторами разберусь, которые в бумагах, как в говне рылись.

— Да я против народа ничего не имел, — тихо сказал Базилевс.

— Хватит пустой базар вести, ты даже стойку воровскую держать не можешь, начинаешь тут нам фуфло двигать, — презрительно усмехнулся Монарх и, подозвав к себе Шалву, тихо сказал ему что-то. Тот молча кивнул головой и вышел из зала. Не прошло и нескольких минут, как Шалва вернулся. В руках он держал большой охотничий нож.

— Тебя оскорбили, и ты имеешь право «мочкануть» его, — кивнув головой на Базилевса, сказал Монарх и протянул Цезарю нож.

— Я не мясник, чтобы резать человека, — нахмурился Цезарь.

— Не понял? — удивился Монарх. — Ты что, хочешь спустить дело на тормозах?

— Я хочу в честном бою доказать свою правоту. Отдайте ему нож а моё оружие — это мой кулак.

— Нормальный ход, — одобрительно хмыкнул Монарх и протянул нож Базилевсу. Остальные авторитеты молча переглянулись, потом одобрительно закивали головами.

— Прощайся с жизнью, император, — злобно усмехнулся Базилевс и, вытянув вперёд руку с ножом, бросился на Цезаря.

Шагнув в сторону и развернувшись (этот приём в боксе называется сайд-степп) Цезарь нанёс сильнейший удар кулаком в челюсть своего противника. Тот упал, как подкошенный…

…Разъезжаясь со сходки, авторитеты прощались с Цезарем подчёркнуто тепло и уважительно…

…Хоронили вора в законе по кличке — Сохатый.

Траурная процессия медленно приближалась к воротам кладбища. Мерно покачивался, как будто плыл по волнам, гроб, который несли на своих плечах молодые, крепкого телосложения, парни. Печальная процессия медленно прошла по центральной аллее, свернула на боковую, углубилась в берёзовую рощицу, и там остановилась. Взору провожающих в последний путь покойника, открылась свежевырытая могила, куча заранее привезённого чистого, речного песка, лопаты, доски, верёвки…

Наступила минута прощания. Опять вздохнула и заплакала медь оркестра, разнося по кладбищу печальный похоронный марш. Опять забелели платочки в руках у женщин, повлажнели глаза у мужчин, вытянулись в струнку стоящие у гроба молодые, крепкие, одетые в одинаковые чёрные кожанки парни, скорее напоминающие личную охрану провожающих, чем почётный экскорт отбывающего в иной мир, старца…

Вскоре, возле могильного холмика, обложенного венками и цветами так, что не видно было даже пяди свободной земли, остались только самые близкие и приближённые к Зинаиде Ивановне, люди. Речи никто не произносил — стояли молча, чуть склонив головы, и каждый, наверное, в это время думал о своём, понимая, что рано или поздно придёт и их черёд, покидать эту грешную землю, и отправляться в мир иной.

— Пойдём, Зина, отца не вернуть, — тихо произнёс Голдобин. — Все там будем, не умрёт только Кащей, по фамилии — Бессмертный.

— Спасибо за поддержку, — вздохнула Зинаида Ивановна и, повернувшись, медленно отошла от холма из венков и живых цветов.