— Ключ в столе… — И потянулся уже открыть ящик, но был остановлен бдительным выкриком Чумы:
— Я сам! Не дергаться, гнида!
Хозяин квартиры послушно замер на месте.
Чума выдернул на пол ящик стола, рассыпавшегося разной всячиной: бумаги, скрепки, компьютерные дискеты, зажигалки, авторучки, ключи…
— Который? — указав глазами на ключи, спросил Чума.
— Вот этот… — ответил хозяин, ткнув пальцем в лежащий поодаль от вываленной россыпи мелочевки, — плоский, с хитрыми, извилистыми бородками…
Чума механически наклонился, поднимая указанный предмет.
Витёк и Весло, зазевавшиеся на украшавшую стену коллекцию старинных мечей, даже не заметили, как покорная до сей поры жертва, вдруг молниеносно и жестко ударила наклонившегося к ключу Чуму умело вывернутой стопой в лоб.
Чума отлетел под ноги подельников; мгновенно, впрочем, поднялся, однако коварный хозяин времени зря не терял: сунув руку за боковую стенку стола, извлек — наверняка с давним расчетом спрятанный за ней никелированный “ТТ”, незамедлительно грохнувший оглушительными выстрелами…
Дернулся, потерянно схватившись за грудь, Весло; завыл, вращая глазами, Чума, кому пуля угодила в руку; почувствовал, как упруго обожгло висок, Витёк, — в следующее мгновение, пригнувшись, выскользнувший в прихожую…
Далее все происходило, как тумане…
Едва не сбив с ног выскочившего из соседней комнаты Антона, они скопом выбежали из квартиры; понеслись под ногами ступеньки лестницы, ведущей к выходу из подъезда, где прохаживалась, блаженно щурясь под солнышком в темным очках и чаруя прохожих стройными, загорелыми ножками, едва прикрытыми легким платьицем, стоящая на “атасе” Ольга.
Не сговариваясь, попрыгали в машины: Антон и его ничего не понимающая сестрица уехали на своей; Витёк, Чума и Весло покатили, куда глаза глядят, в прежнем составе.
Ехали, матерясь и исходя исспупленной злобой.
Витёк, впрочем, помалкивал, косясь на сидящего на переднем сиденье Весло, чье смуглое лицо на глазах приобретало мучнистый оттенок, а лоб покрылся крупными каплями пота.
Пуля, выпущенная из “ТТ”, прошила его грудь навылет, он терял кровь, уже обильно расползающуюся на чехле сиденья, а поскуливающий на заднем сиденье Чума, обнажившийся до пояса и свирепо разглядывающий сине-багровые округлые раны входных и выходных отверстий на бицепсе левой руки, чувствовалось, обретал способность вновь принять на себя командование.
— Рули в Люблино! — скозь стиснутые от боли зубы, приказал он Витьку. — Лепила там у меня… Аптекарь, мать его так…
— Быстрее… — прохрипел Весло, и в следующее мгновение, уронив голову на грудь, замолчал.
Перегнувшись через сиденье, Чума охватил ладонью его шею. Скривившись, молвил на выдохе:
— Кончился, дуралей…