Старомодная война,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо, если ничего другого не остаётся, тогда умирайте. Но не могли бы вы немного повернуться?

— Сама его смерть не слишком огорчила меня.

Куда больше меня огорчило то, что я не смог похоронить его. Как только я представлю, что после моей смерти отец пропоёт песню смерти по телефону, я не знаю, что делать.

— Вы скажете ему, чтобы он приехал?

— Я не отличаю ойупа от греков или римлян. Я не знаю их. Я не отличаю слов «мать», «отец», «земля» или «до свидания». Я забыл слова. И я отвечу своему собственному отцу цитатой из Софокла.

Билл Буффало глубоко вздохнул и закрыл глаза, потому что, несмотря на принятое решение, он не хотел видеть пули.

— Вы можете снова узнать индейцев. Не спускайте курок. Вы можете снова узнать их.

— Слишком поздно.

— Но ведь раньше вы знали их?

— Раньше я не знал всех этих других языков, которые теперь перемешались в голове. Раньше я не воображал себя греком или римлянином. Раньше все, кого я знал, были ойупа.

— Вы можете сделать всё это снова. Многие до вас прошли через это. Я видела многих молодых людей, которые поступали в университет и через некоторое время собирались сделать то же, что и вы. Но потом они возвращались на родину, и всё было нормально. Все проблемы оставались здесь. Так же и у вас. Поднимайтесь и направьте свои мысли на другое, и вам будет лучше. Попробуйте это.

Билл Буффало посмотрел на ствол пистолета. Он был уверен, что не должен ничего почувствовать, а именно этого он и добивался — ничего не чувствовать. А с другой стороны, почему бы не встать и не попробовать, если это принесёт облегчение?

Он опустил револьвер. Миссис Тракто, похоже, была очень счастлива, потому что на её лице появилась широкая улыбка. Это было странно. Он всегда думал, что она не способна заботиться о чём-либо, кроме арендной платы, и, возможно, его проникновения в её спальню, дверь которой всегда была открыта на ночь.

— Вот, смотри, разве ты не чувствуешь себя лучше?

— Мои чувства нисколько не изменились, — сказал Билл Буффало.

— Это потому, что ты не дома. Поезжай домой. Поезжай обратно в резервацию. И ты увидишь.

— Я не принадлежу им.

— Это то, что ты чувствуешь сейчас. Но твои чувства изменятся, когда ты вернёшься туда. Верь мне. Я знаю.

Это была, конечно, ложь, но ложь, спасающая обои. Анжела Тракто не знала, что она отправляла обратно в земли ойупа, штат Оклахома, человека, чьё рождение должно было вызвать сожаление всего человечества и который, возможно, приблизит конец света.

Если бы ей сказали, что из-за её розовых обоев началось бедствие более страшное, чем первая в мире смерть одного брата от руки другого, она бы решила, что это её не касается. Она не знала, что этот красивый молодой человек с выступающими скулами пришёл к своему решению совершенно обдуманно. Она не знала античных текстов и не знала, как греки будут сочетаться с ойупа вокруг ночного костра, когда этот молодой человек, подобно водородной бомбе, вернётся в Оклахому и воссоединится со своим народом. Всё, что она знала, — эго её розовые обои.