Между ударами сердца

22
18
20
22
24
26
28
30

– Согласен, – послушно кивнул Гамзат.

Дагестанцы зашли в гостиную и расселись по креслам-качалкам. Гамзат закурил сигарету. Пару секунд поискав глазами пепельницу и не найдя ее, он стряхнул пепел на паркет.

– Вай, эбель, олень, чё ты делаешь, – осуждающе проговорил Аслан.

– О, извини, – Гамзат наклонился, собрал пепел с паркетин, затем взял с журнального столика вазу с цветами, поставил между креслами-качалками. Следующая порция пепла полетела в воду между стеблями гладиолусов.

– И все-таки что за движения мутил этот старик? – стал вслух рассуждать Аслан.

– Я тоже прикинул – не на пенсию же он все это прикупил, – Гамзат глубоко затянулся и с шумом выдохнул дым.

Сизые клубы поднялись к потолку. Их прорезали белые лучи солнца, которое уже ярко светило за окном. Со двора начали разъезжаться автомобили – соседи, в основном чиновники местной администрации и их родственники, новоиспеченные бизнесмены, – спешили заполнить собою кресла в своих кабинетах.

В комнате вдруг задребезжал телефон – Аслан и Гамзат одновременно обернулись, посмотрели друг на друга, но трубку снимать не стали. После пятого звонка включился автоответчик, работающий на громкой связи.

– Здравствуйте, это квартира Прохоровых. Извините, в данный момент подойти к телефону мы не можем. Пожалуйста, оставьте свое сообщение после звукового сигнала, – произнес приятный голос Марии Ивановны.

– Маша, это Джонатан. Мне принесли вещи. Пускай Иван Иванович приедет, посмотрит, – проговорил в трубке мужской голос с отчетливым английским акцентом. – Мне сказали, что они хорошие. До восемьсот двенадцатого года. Надо проверить. Очень жду.

Аппарат замолчал.

– Теперь ты врубился, Гамзат, чё старик-то мутил?

– И чё же?

– Оценщик он, короче. Был. Хавал систему по антиквариату или старинным пикам и пушкам, и медалькам всяким, – Аслан сам достал пачку сигарет из кармана пиджака, закурил, с шумом выпустил дым и внимательно посмотрел на стеллажи, забитые книгами. – Я так мыслю, что он мог иметь где-нибудь здесь добрую заначку.

– Если что в банке держал, то это Грищенко гребанет. Мы не вытянем.

– Старик грамотный был. Такой не будет показывать, что у него, пенсионера, деньга водится.

– Точно говоришь, русские старики и старухи вечно собирают себе на похороны, – Гамзат бросил бычок в вазу с гладиолусами, окурок зашипел, выпустив в воздух едкий запах. – Знал я одну цыганку, сбежала от своих из Дагестана в Россию. Из Ново-Дмитриевки… Ходила по старикам всяким, ишачка. А открывали ей, потому что пасмы и брови перекисью водорода выжгла и линзы голубые, прикинь, вставляла.

Аслан смотрел на полку камина, где в золотой рамочке стоял портрет молодой, улыбающейся Марии Ивановны.

– На гроб он себе, конечно же, копил, – прищурил один глаз от сигаретного дыма Аслан. – А как она тебе?

Дагестанец взял изо рта сигарету и указал ею на портрет Прохоровой.