Задержанных доставляли в городской ИВС, сортировали – мужчин налево, женщин направо. Проверяли документы, работали все опера, все следователи, имеющиеся у УВД и прокуратуры. Проводились допросы с пристрастием, вызывались родственники, согласные подтвердить или опровергнуть личность задержанного. Затем всю ночь из изолятора тянулся ручеек людей, отпущенных на свободу. Одни не соответствовали по возрасту, другие по национальности, по физическим или интеллектуальным показателям, у третьих имелось железное алиби, что на момент задержания они уже больше часа находились в общежитии, а не приехали только что на сером универсале.
Подполковнику Кудеснику удалось поспать три часа. Пробудившись перед рассветом, он с угрюмым видом обходил камеры, заглядывал в глазки. Одуревшие от недосыпания помощники докладывали: в ходе облавы задержано шестьдесят три человека, отпустить пришлось пятьдесят шесть (их данные, разумеется, переписаны). Ну, никак они не подходят под описание злоумышленников, можно подумать, было какое-то описание. В камерах остаются трое мужчин и четыре женщины, которые тоже не подходят под описание, но их хотя бы можно притянуть за уши.
Но неужели не понимают, недалекие, что это не тот случай, когда во имя отчетности можно затыкать дыры любым сбродом? Ему нужны РЕАЛЬНЫЕ «мстители» или как их там. Закроют не тех, а завтра снова начнется! Раздраженный, злой, он припадал к окошкам, разглядывал задержанных, чесал извилины. Все не то, не такими он представлял изворотливых злодеев. Зоя Васильевна, конечно, женщина резкая, решительная (он, кстати, вовремя засунул в рот кулак, чтобы не загоготать, когда узнал, какой вид экзекуции применили к ней «партизаны»; она так на него посмотрела… а еще эта косынка на голове, как у деревенской дурочки…), но, похоже, совершила ошибку. Она тащилась за злодеями через весь город, неужели те ни разу не проверились? Быть не может, публика тертая, вычислили слежку, намеренно приехали в Зубиловку, чтобы сбить ее со следа, бросили машину на парковке, удалив из салона отпечатки, а сами по тропинке – и в соседние трущобы, где можно поймать или угнать машину…
Он не верил, что эти люди виновны, но только и осталось, что с ними работать. С кем еще? Для начала он решил понаблюдать. Мужчины нервничали, метались по камере, как звери в клетке. Им не сиделось на месте. Заикался какой-то Никита (так он представился сокамерникам) – сутулый, с озабоченным лицом. Он беспрестанно облизывал губы, давил косяка на оконце, то разражался словесным поносом (а в исполнении заики это было что-то бесподобное), то замыкался. То опять начинал давить на жалость: дескать, всех освободили, а его до сих пор здесь держат. Можно подумать, сокамерники были в этом виноваты. Второй отзывался на имя Артем, он прихрамывал – не сказать, что отчаянно, но заметно. Этот почти не разговаривал, был мрачнее тучи. Третий – некто Константин Забелин, нервный весельчак с тиком над глазом. Сыпал похабными анекдотами, ржал над ними и был уверен, что к утру недоразумение разрешится, и всех их выпустят на свободу с чистой совестью и отличным настроением.
Кудесник рычал от злобы. И эти трое, по мнению его «непревзойденных» пинкертонов, подпадают под «описание»?! Хромой, заика и невротик? Уму непостижимо, вот дебилы…
С женщинами было еще веселее. Но за ними хотя бы наблюдать было интереснее. Вот бы еще разделись. Парочка – ну, вылитые проститутки с большой дороги. Вульгарные, напомаженные, с грубыми голосами: некие Анфиса и Ксения. Последняя посимпатичнее, хотя и воспитание соответствующее… Девицы в полный голос матерились, крыли последними словами полицейских, которые уже окончательно «оборзели». За что закрыли-то? Они порядочные девушки, уважают и ценят родную власть, особенно если эта власть не лезет им в душу. Ну, подумаешь, безработные, это ведь не значит, что они нигде не работают? Ксения смеялась: к ней как раз клиент на дом пожаловал, не успели за занавеской спрятаться, а тут «космонавты», блин, как черти из табакерки, так она одному все-таки успела врезать по яйцам! Голова после этого, правда, побаливала, «космонавтам» ведь не объяснишь, что женщин бить нельзя. А тех, которым это объяснить можно, не берут в «космонавты». Анфиса ржала как припадочная, показывала «наблюдателю в окошке» упругую попку, а две остальные девушки скромно помалкивали. Похоже, это был их первый опыт знакомства с тюремной системой. «Бедная Лиза» – одинокая разведенка, работала продавщицей на рынке, где так и не смогла заматереть и обабиться, – лишь украдкой посматривала на ржущих девок и робко улыбалась. Последнюю звали Настей, она трудилась администратором в супермаркете, с личной жизнью тоже не сложилось, снимала комнату в общаге. На девиц она поглядывала осуждающе, говорила сжатыми фразами, всячески показывая, какая между ними пропасть.
– Тащи Брызгалова, – бросил помощнику Кудесник. – И мне плевать, как ты его добудешь.
Через полчаса подвезли на машине заместителя председателя горсовета. Олег Миронович был уже не тем уверенным в себе, излучающим обаяние, одетым с иголочки народным избранником. Он изменился – решительно и бесповоротно. От господина Брызгалова уже не пахло, но сотрудники полиции держались от него подальше. Разбитый, поникший, растерявший былую депутатскую стать Олег Миронович напоминал фигуранта судебного процесса, которому объявили о пожизненном сроке.
– Вообще-то я на бюллетене, Аркадий Григорьевич, – пробормотал умирающим голосом Брызгалов.
– Рад за вас, Олег Миронович, – огрызнулся Кудесник. – И все же постарайтесь сосредоточиться. А то нас всех потопят в дерьме. Вы разговаривали с женщиной, назвавшейся Надеждой Викторовной. Вы видели ее лицо, мелькнувшее в машине. Сейчас вам представят четырех дам, и вы должны из них выбрать одну.
Брызгалов задрожал. Судя по апатии, охватившей человека, ему уже было все равно, найдут преступников или нет. Но опять встречаться с этой женщиной…
– Хорошо, – усмехнулся Кудесник, изучив лицо визави. – Следователь будет беседовать с каждой из них, а вы будете сидеть в соседней комнате, смотреть в монитор и слушать.
Итог эксперимента ничуть не удивил. Просто жаль потраченного времени. Через час с небольшим Кудесник снова лицезрел перед собой «приболевшего» депутата и слушал его беспомощный лепет, старательно подавляя тошноту. Олег Миронович практически не видел эту женщину, мелькнула она в окне, он успел еще подумать, что многовато у бабы на лице косметики. Но это решительно не шлюшка Анфиса и не Настя из супермаркета. Больше всех на ту даму похожа Ксения, хотя он не уверен – ведь это был какой-то миг, да и прическа другая… Но он готов заявить решительно: голос не Ксении, а скорее той… ну, которая самая робкая – Лиза, да? Вернее, даже не ее голос, а отдаленно похожий. Настолько отдаленно, что он не даст никаких поручительств, ничего он не знает, оставьте его в покое! Пусть ему ткнут в любую из представленных барышень, и он подпишет все, что ему скажут…
– И что теперь, Аркадий Григорьевич? – уныло вопросил помощник, брезгливо глядя вслед уходящему Брызгалову. – Оформляем на трое суток? Отпускаем?
Предчувствия тяжелых последствий томили душу старому лису. Его подчиненные и без того перестарались. Атмосфера в Качалове накаляется, вдобавок эти ужасные ролики в Интернете. Не факт, что московские товарищи сделают из качаловских подельников козлов отпущения, но такую вероятность исключать нельзя. Если пойдет большая волна, то всех сольют с потрохами, невзирая на связи, лишь бы самим удержаться, а потом будут кричать во всех СМИ: дескать, в очередном маленьком городе разоблачена крупная банда, сросшаяся с властью! А мы недоглядели, не уделили должного внимания, виноваты. А если еще вскроется, что полиция работала не самыми конституционными методами…
– Баб отпускайте, – проворчал Кудесник, – но поставьте на учет. Желательно понаблюдать за ними. Мужчин допросить еще раз, в моем присутствии.
Он всматривался в лица этих людей, искал в них что-то неестественное, настораживающее и, хоть ты тресни, не находил! Заика Никита откровенно психовал, моргал в пол, дергал плечами, словно его без остановки кусали блохи.
– У вас что-то случилось, Никита? – вкрадчиво спрашивал Кудесник.
– Д-да н-нет… – отшучивался тот. – Я всегда такой и-испуганный…
И тут же решил, что проговорился, испуганно глянул на подполковника полиции и снова потупил взор.