– А если пальну?
– Пальни.
– По ноге.
– Да хоть по совести. И как ты меня раненого потащишь?
– А зачем тебя тащить? Позвоню – и столько страждущих сбежится…
– Прости, не подумал. Но надевать твои наручники все равно не буду. Если хочешь, так веди.
И тут с лица молодого следователя стала пропадать улыбка. Он смотрел на пойманного «мстителя» очень пристально, жадно, перекатывая в голове потаенные мысли. Поблекла ирония в глазах, он закусил губу, в одаренном работнике смертным боем бились две непримиримые сущности. Кончилось тем, что он раздраженно мотнул головой (одна из сущностей победила), опустил пистолет и, как-то помрачнев, отступил на несколько шагов. Развернулся… и побрел прочь. Никита не понял – он все еще стоял, таращась в спину уходящему парню. А тот добрел до опушки, там повернулся – и вновь самодовольная улыбка расцветила лицо:
– И все-таки я поймал тебя! – он рассмеялся и погрозил пальцем. – Поймал! – потом повернулся и побрел в лес, временами взбрасывая руки и восклицая. – Я поймал его, Господи!
– Закурить дай, – хрипло бросил Никита.
Тот повернулся, выкатив удивленные глаза.
– Во даешь… Может, тебе еще и покукарекать? Или денег занять? Не курю я, приятель.
– Да я вообще-то тоже не курю… – окончательно смутился Никита.
– А еще я в краску тебя вогнал, – улыбка следователя растянулась от уха до уха. – Вогнал же, признайся? Ладно, приятель, будь здоров, – он скупо махнул ладошкой. – Передавай привет Обществу гармонии и всеобщей справедливости… если встретишь такое, – и с этими словами Николай исчез за деревьями.
– Вот черт, – сказал Никита и недоверчиво посмотрел на небо. С небом было все в порядке. Голубое, с облаками. Потер одеревеневший лоб, спохватился и припустил в обратную сторону…
В рядах компетентных органов, противостоящих «терроризму», назревал коллапс. Московская группа следователей приказала долго жить. «Самоликвидировались», – пошутил один из санитаров. Местная полиция также понесла потери. Всех пострадавших в автокатастрофе – одиннадцать человек – на машинах «Скорой помощи» с сиренами и мигалками доставили в хирургическое отделение местной больницы. У четверых были сломаны ноги – у двоих переломы были открытыми и представляли грустное зрелище. Рваные раны лица, ушибы костных тканей, переломы ребер, сотрясение мозга, перелом лучевой кости, ключицы, трещина в бедре. Многочисленные порезы, царапины, гематомы. Местное светило доктор Мезенцев, узрев в приемном покое весь этот «салат оливье», впал в прострацию, стал стенать, что в больнице уже нет мест, нужно строить новое здание рядом со старым, а потом уже и везти сюда всех этих больных. Санитары с серьезными лицами, которые как-то странно подергивались, развозили пострадавших по палатам, уплотняли врачующийся контингент. Украдкой ухмылялся подполковник Кудесник. Такова уж натура у современных руководителей – радоваться неудачам коллег, невзирая на то, что эти неудачи чреваты и для них самих. Единственный не пострадавший в свистопляске Николай Ухтомский нашел шефа в отдельной палате в отделении интенсивной терапии. Юрий Андреевич Осокин, надутый, как индюк, возлежал на широкой кровати, обложенный подушками, и взирал на подчиненного, как на делегата от мирового зла. Правая нога подполковника, закованная в гипс, возвышалась под углом в сорок пять градусов в специальных пыточно-медицинских приспособлениях.
– Надо же, не пострадавший наш, мать твою… – неласково приветил подполковник Николая.
– Виноват, товарищ подполковник, – вытянулся молодой сотрудник.
– Ладно наглеть-то… Чего хихикаешь?
– Простите, Юрий Андреевич, – смущенно пробормотал Николай. – Натура у меня такая идиотская – на все смотреть с юмором. Вы лежите в этой кровати – венков в изголовье не хватает. От друзей там, от коллег… простите.
– Издевайся, издевайся, – проворчал Юрий Андреевич. – Вот встану на ноги – всех уволю к чертовой матери… Рассказывай. Как там наши антагонисты? Не нашел их, конечно?