– Ребята, уходим, – сообщил Сержант, стоя в дверном проеме. – Думаю, менты не скоро догадаются, откуда стреляли, но все равно тянуть не надо.
– А мы и не тянем, – проворчал Абрамов.
Разведчики собрались за минуту, и Абрамов вызвал по рации Усманова. Тот отозвался немедленно.
– Фарид, где ты? Подъезжай к подъезду, – распорядился майор.
– Я уже тут, – ответил Усманов. – Вроде бы стреляли, так я решил, что надо подъезжать.
– Прямо Саид из «Белого солнца пустыни», – усмехнулся Абрамов, выключая рацию. – Ты точно стер нашего клиента? – обратился он к Сержанту.
– Ну, пульс у него пощупать я не мог, извини, – ответил Сержант. – Точно знаю, что попал в голову и в грудь. Ты видел, как падают убитые наповал? Ну так этот после первого выстрела падал так же.
– Ладно, будем считать, что противник выведен из строя, а завтра разведка точнее доложит, – заключил Абрамов. – Все, ребята, в темпе вниз, карета подана к подъезду.
– Да… Ты, я вижу, человек неробкий, – одобрительно произнес Колян, оглядывая своего собеседника. – Думаю, ты слыхал, что обо мне базарят, а вот поди ж ты, подвалил на стрелку один, без охраны…
– А чего мне бояться, Коля, – с подкупающей детской улыбкой произнес Витя Тульский. – Какой у тебя зуб на меня может быть? Ты же сам наехал на фирму, которая нам платит, значит, это мы на тебя должны осерчать.
– А вы, похоже, не серчаете, – заметил Колян. – Это мне и странно. Неужели хотите мне свои бабки уступить? Не очень это в духе московских законных.
Витя Тульский потер на щеке белое пятно размером с пятирублевую монету – след от сведенной татуировки, которую ему, мертвецки пьяному пацану, сделали как-то давным-давно на одной хате взрослые бандиты-беспредельщики. За это и прочие подобные художества одного из них потом порезали воры, а второго – сам Витя, хотя и не до смерти. Религиозный, как большинство воров в законе, Витя говорил по этому поводу: «Бог отвел, не попустил взять греха на душу».
Он воровал смолоду – сначала, еще в родной Туле, был Витькой, потом, уже когда перебрался в Москву, Витьком, а вот Виктором так и не стал: видя его щуплую мальчишескую фигурку и такую же мальчишескую улыбку, просто язык не поворачивался его так назвать. Витя в московской блатной среде славился двумя качествами: убедительной речью и отчаянной храбростью. Не то чтобы он имел обыкновение лезть на рожон, – нет, напротив, он отличался миролюбием, но в любой опасности он умел сохранять полнейшее хладнокровие и всегда безропотно брался за выполнение самых опасных поручений братвы.
Разборку с Николаем Радченко вполне можно было отнести к числу подобных поручений – такие разборки уже для многих окончились могилой. Особенно впечатлил Витю рассказ о бойне в Таежном, где Радченко не стал вступать ни в какие переговоры с бывшими подельниками, решившими выйти из-под его власти, а просто растерзал их всех – погибло больше двадцати человек. Слухи об этой расправе мгновенно докатились до Москвы, где Радченко успел оставить по себе яркие воспоминания: одно убийство Гнома чего стоило! И вот теперь этот человек, объявленный в федеральный розыск, причем ход этого розыска был на контроле у самого министра внутренних дел, не залег на дно, а оставил в Таежном своего смотрящего, вернулся в столицу и стал терпеливо прибирать под себя всевозможные прибыльные заведения, восстанавливая утраченные на какое-то время позиции и оставаясь совершенно неуловимым для ментов. Не могли выследить Коляна и его враги из криминальной среды, и все по тем же причинам – Колян не пил, не ширялся, не снимал шлюх, не играл. Соответственно, он не появлялся во всех тех притонах, где бывает большинство представителей криминального мира и где подавляющему их большинству суждено рано или поздно погореть. «Да, лихой пацан», – думал, разглядывая его, Витя Тульский. Некоторыми своими чертами, в первую очередь неукротимостью и бесстрашием, Колян напоминал ему знаменитого в двадцатые годы питерского бандита Леньку Пантелеева, о жизни которого Витя когда-то читал. «Да, у этого рука не дрогнет, завалит хоть отца родного, – думал Витя. – Гореть ему в аду… Ну а на земле он, может, нам, бродягам, еще пригодится».
Разговор происходил в маленьком ресторанчике возле Битцевского парка. В открытую дверь было видно, как на улице идет дождь. Большинство столиков в зале пустовали, только в дальнем конце сидели и тихо беседовали два неприметных молодых человека с цепкими взглядами – несомненно, люди Коляна. Впрочем, Витя был уверен, что помимо этой пары где-нибудь неподалеку пасутся и другие его «быки». В последнее время Колян методично греб под себя рыночные точки у отдаленных станций метро, выбирая те, хозяевам которых не было резона обращаться в милицию. В среде уличных торговцев имя Николая Радченко знали все, и оно наводило такой страх, что содержатели ларьков и лотков говорили «крыше»:
– Ребята, как хотите, но разбирайтесь с ним сами, а мое дело сторона. Мне все равно, кому платить, но перетирать с Радченко мне неохота. Кто знает, что ему в голову взбредет.
– Так что же, решили отдать мне ваши гадючники? – с иронией спросил Колян.
Они оба знали, о каких заведениях идет речь, и уточнения не требовались. Хотя Колян соблюдал золотое правило никогда не соваться лично в криминальные притоны, но получать через ряд посредников доходы с этих местечек он отнюдь не брезговал.
– Да я не о гадючниках пришел поговорить, Коля. Бог с ними! – улыбнулся Витя Тульский. – Это все мелочь. Стоит ли тебе с такой фигней возиться?