На следующий день Росляков услышал, как командир группы велел кому-то забрать из местного морга тело Анастасии. Это было похоже на нож гильотины. Шелест падения, а потом глухой удар, и все! Отсекло часть предыдущей жизни. Отсекло безвозвратно и навсегда. Многие не понимают всей глубины этого слова, пока у самих не случается в жизни такого, пока сам не поймешь однажды: случилось нечто, что отсекло часть тебя навсегда. Нет человека и никогда уже не будет. А вместе с этим человеком исчезло и все, что с ним было связано – любовь, планы, мечты.
Группу отправили в полном составе на родину. Наступило, как это водится, время отчетов и рапортов. Рослякова поселили в отдельном коттедже спецгородка и попросили никуда не отлучаться. Обычно такие просьбы следует рассматривать как корректную форму приказа. Он исписывал листок за листком, обрисовывая свое видение событий, свое поведение, поведение товарищей, мотивируя, анализируя.
Рапортов и отчетов было много. Цель одних – восстановить хронологию событий, вторых – определить принадлежность противников, составить их портреты, описать характерные особенности вплоть до особых примет, манер поведения, мимики и жестикуляции. Были и другие, в которых следовало оценить действия твоих товарищей. Но самыми тяжелыми были рапорта на самого себя.
Росляков хорошо понимал, что от него требуется. Он должен был логично обосновать свои действия. Почему он, не дожидаясь приказа командира группы, бросился в атаку, с какой целью застрелил пятерых агентов иностранной спецслужбы, с какой целью ранил «объект». От него ждали объяснений профессионала.
И его начальники, и он сам прекрасно знали, как в таких случаях обычно развиваются события. Встречаются две вооруженные группы полевых агентов противостоящих спецслужб. У каждой группы приказ, каждая обязана выполнить его любой ценой, соблюдая определенные правила. Они всегда существуют, эти правила. Гласные и негласные.
Правило первое: ты должен максимально эффективно использовать ситуацию для достижения целей, поставленных перед группой. Отсюда и все остальные, связанные с действиями в группе. Но было и негласное правило, по которому убийство вообще, применение оружия в частности было крайней мерой. И не только потому, что потом возникают сложности с местными властями и уничтожением следов деятельности отечественной разведки. По большей части потому, что это не война и перед тобой не враг. Противник, конкурент, но не враг. Это очень тонкая грань, которую желательно не переходить.
Все руководители государств, в каких бы хороших отношениях они ни были с другими странами, отдают себе отчет, что разведка «друзей» в его стране все равно работает. Как работает и твоя разведка в стране, к которой ты испытываешь самые дружеские чувства. Это неизбежно, потому что лидер государства в своей внешней политике опирается прежде всего на разведданные, а не на сведения, предоставленные официально. И поэтому войны разведок быть не должно.
С умышленным ранением предателя было просто – Росляков сделал это для того, чтобы ограничить перебежчику свободу передвижения. А вот с остальными объяснениями ему пришлось попотеть. Численное превосходство противника в счет не бралось, а он был уверен, что ему и его товарищам просто не позволили бы забрать перебежчика. Рослякову прямо не говорилось, но он чувствовал, что в вину ему ставится то, что он поддался эмоциям из-за убийства женщины, которую любил.
Многочисленные тесты, медицинские обследования, видимо, подтвердили психическое здоровье и иные нормы его состояния. Но начальство все же приняло решение пока отстранить Рослякова от оперативной работы за рубежом. Карантин длился около месяца. А потом последовало новое назначение. Вновь созданное специализированное направление, связанное с активным оперативным противостоянием международному экстремизму, потребовало опытных кадров «закордонников». И Рослякова, присвоив ему звание полковника, назначили старшим группы. Это можно было расценивать и как реабилитацию.
Росляков сразу почувствовал шевеление. Он еще не проснулся, а мозг уже дал команды расслабленным мышцам приготовиться. Осознание реального окружающего мира включилось и подсказало, что рядом огромная шевелящаяся живая масса. Росляков открыл глаза и первое, что он увидел, была огромная львиная лапа, которая слабо двигалась, как будто пыталась найти точку опоры и помочь подняться огромному тяжелому телу.
Встать лев не мог, но сам факт, что он еще жив, был удивителен для Рослякова. Он полагал, что за ночь хищник обязательно сдохнет. Лев был не только жив, он еще открывал глаза и беспокойно водил ими. Росляков смотрел на мужественного зверя и в душе радовался за него. Лев дышал тяжело, казалось, что язык с трудом ворочается у него в пасти. А взгляд периодически натыкался на сидящего рядом человека. Взгляд недоверчивый, настороженный.
– Что же ты, брат, так на меня глядишь? – задумчиво проговорил Росляков, не делая попыток шевелиться. – Я тебе жизнь спасаю, а ты на меня смотришь, как буржуазия на вошь. Молчишь? Понятно! Не привык ты к таким отношениям. Ты привык к другим, результатом которых и есть твое нынешнее состояние.
Росляков смотрел на льва и пытался определить свое к нему отношение. А не зря ли он взялся его выхаживать? Не наживет ли он себе проблем гораздо больше от живого льва, нежели от дохлого? И сразу, как будто в ответ его мыслям, кончик львиного хвоста начал шевелиться. Бить хвостом лев, наверное, еще не мог, поэтому ограничился легким подергиванием. Это могло означать неудовольствие, злобу. Неужели почувствовал?
– Ты хвостом тут не шевели! – насмешливо, но дружелюбно сказал Росляков. – Мы и сами умеем хвостами шевелить. Только у нас хвостов нету. А ты молодец! Хорошо держишься, хищник, просто здорово. Уважаю! Не знаю уж, антибиотики на тебя так подействовали или в тебе потенциал мощный заложен. Хотелось бы быть уверенным, что это чисто моя заслуга.
Пришлось отправиться в дальнюю часть своей пещеры и притащить газелью ногу. Нос льва шевелился, а ноздри то широко раздувались, то опадали, когда Росляков появился с мясом. Осталось только накормить зверя. Судя по мутному взгляду, он был еще настолько слаб, что не разгрыз бы и куриной кости.
– Ну, тогда давай, как в лазарете, – улыбнулся Росляков, усаживаясь на землю перед львом. – Будем кушать кашку с ложечки.
Он распорол ножом шкуру и стал отрезать куски мяса размером не больше собственного кулака. Куски он аккуратно подбрасывал льву под самую морду. Первый кусок лев долго нюхал, тыкал в него носом, а потом появился огромный розовый язык и ловко сгреб его. Челюсти хищника стали слабо шевелиться, пережевывая мясо. Впрочем, кошачьи особенно себя пережевыванием не утруждают, что домашние кошки, что дикие. Дело пошло!
С удивлением Росляков смотрел, как остатки газельей ноги уменьшаются на глазах. Он наблюдал за львом и уловил момент, когда челюсти стали шевелиться все медленнее и медленнее. Тогда Росляков бросил последний кусок. Лев долго его нюхал, потом устало загреб языком в пасть и проглотил. Похвалив «пациента», Росляков отправился за водой с самодельной миской. Половинку тыквы он подсунул к морде льва и с удовольствием увидел, как зашевелились снова ноздри хищника. Лев начал лакать, причем так жадно, как будто не пил целую неделю. По его состоянию, так оно и должно быть.
Наконец, хищник уронил голову и закрыл глаза. Будет спать, подумал Росляков. Это хорошо, сон – лучшее лекарство. Ночь прошла хорошо, а утром здоровый аппетит. И воды вдоволь. Глядишь, и выкарабкается зверюга. Давай, давай, Лева, борись!
Росляков поймал себя на мысли, что обращение Лева звучит как-то не очень уважительно. Не Лева, а Лев! Царь! «Молодец, ты справишься, – думал он. – Такие, как мы с тобой, так быстро не сдаются. Нас сложно угробить, и до сих пор это еще никому не удавалось. Ничего, мы еще поборемся. А ведь ты взял из моих рук мясо и опять взял воду. Интересно, ты здесь в саванне родился или тебя вырастили в неволе, а потом выпустили? Ты вспомнил, что такое человек, или в самом деле между нами установился контакт? Любопытно, но ты мне на этот вопрос не ответишь».