Опохмелившись, Роберт Малкин вдруг ощутил любовь к окружающим его сейчас людям, впору было прослезиться. А потому он великодушно простил свою подругу и пожелал счастья любовникам. В свою очередь Максим пообещал, что в ближайшее время достанет ему профессиональную видеокамеру.
А дальше началось то, что Глеб Кольцов назвал «Особенности русской охоты в Африке». В перерывах между застольями Безумный Макс развлекал гостей как мог: вывозил их на охоту на антилоп, на крокодилов и даже браконьеров. Последние, правда, учуяв смертельную опасность, в районе ответственности Вармакова не появлялись.
Все было чинно и однообразно, пока однажды Максим вдруг не сообразил: это несправедливо, что у Каскадера есть подруга, а у них с Робертом, которого егерь почти любя называл Бабуином (от сокращенного Боб), нет, и тут же рьяно принялся исправлять эту несправедливость. Захватив несколько бутылок «Столичной» и загрузив в машину американского репортера, он буквально вылетел с территории «заимки».
Ту ночь Малкин очень долго вспоминал с содроганием. Танцы с вождем и шаманом у огромного, на полдеревни костра, потом хоровое пение под руководством бешеного егеря, где в качестве дирижерской палочки он использовал револьвер, африканской народной песни «Ой, мороз, мороз» и, наконец, свальный грех в куче упругих темнокожих тел.
В общем, вспоминать об этом ночном дозоре ему не хотелось. Каждый раз, очнувшись и опохмелившись, Роберт давал себе твердое слово, что завтра с утра пораньше он сядет за создание сценария будущего фильма и, в конце концов, заставит Максима привезти ему обещанную видеокамеру.
Но в очередной раз раскрыв воспаленные глаза, кроме как о своей постоянной и верной спутнице – головной боли, – Малкин уже ни о чем думать не мог. А опрокинув первую рюмку, уже не мог остановиться...
– Чего такой смурной, Бабуин? – широко зевая, из дома буквально вывалился Макс.
Егерь был в обрезанных под шорты джинсах и резиновых тапочках. Его загорелое мускулистое тело буквально светилось под лучами восходящего солнца. Максим держал в руках запотевшую бутылку из-под шампанского, то и дело прикладываясь к горлышку.
– Изыди, сатана, – отворачиваясь от сияющей физиономии егеря, пробормотал Малкин.
На поведение гостя Максим не обратил внимания, приблизившись, он радушным жестом протянул ему бутылку:
– На, Бобби, поправь здоровье. Это квас, настоящий, делаю по старинному рецепту. Это тебе не синтетическая «Кока-кола».
Роберт недоверчиво посмотрел на Макса, но взял бутылку и с жадностью приложился к горлышку. Холодный шипящий напиток забил весь пищевод, распирая углекислотой организм. К своему удивлению, американец почувствовал облегчение, сделав еще пару глотков, ощутил значительный прилив сил.
– Слушай, Макс, может, съездим в Литл Малибу? – почти полностью настроившись на рабочий лад, Роберт решил с ходу брать быка за рога. – Я спрятал в гостинице аппаратуру, надо бы забрать.
– Какая аппаратура? – недовольно поморщился егерь. – После нашего отъезда бандерлоги там устроили настоящую Хатынь. Уцелело лишь десятка полтора солдат в арсенале.
– Что такое Хатынь? – не понял американец.
– А, ну да... – Только сейчас просветленный мозг Вармакова сообразил, что американцы слабо знают историю Второй мировой войны. – По-вашему будет Сонгми[10].
– Понятно, – безнадежно кивнул головой Малкин. Он как военный репортер хорошо знал этот случай, как и то, что, ухватив подобную сенсацию, журналист мгновенно вспыхивал мегазвездой.
Роберт вновь припал к бутылке, после чего смачно отрыгнул и сокрушенно произнес:
– Год не задался, даже паршивую охоту и ту снять не могу. Проклятая Африка.
– Эй, дружище, не ругай ту землю, на которой сейчас находишься, – поучительным тоном произнес Максим. – Не все так плохо, Бабуин. Ты сперва напиши сценарий, ну, там, раскадровка, крупный план и общий. А за это время я свяжусь с управляющим губернатора, закажем все необходимое, он купит, не переживай. Вот тогда и снимем твое кино, и будем ждать своего «Оскара».