– Не спишь? – коротко осведомился авторитет.
– Леша… Ты, что ли? Откуда звонишь? Номер какой-то незнакомый.
– Откуда надо! – властно перебил Дюк. – Ну, какие там у нас новости?
– Только что засекли звонок Роману Малаховскому от какого-то неизвестного мужика. Бур сказал, что твой знакомый сам назначит ему место и время встречи. Телефоны на секе, думаю, все в ближайший час и решится.
– А что за мужик такой? – заинтересовался Дюк.
– Не знаю. Раньше никогда не звонил. Можем выяснить, но это займет очень много времени.
– Ладно, позвоню тебе завтра ближе к вечеру, – пообещал Зеленцов, прикидывая, сколько же времени будет в Москве, когда сам он окажется в Западном полушарии.
– Да ты не волнуйся, – успокоил Заика. – Считай, что этому татуированному черти в аду уже сковородку приготовили.
– До связи, – бросил Дюк, посматривая на табло терминала; до начала регистрации его рейса оставалось несколько минут…
– Ты, Валера, с этим конторским поаккуратней, – попросил Бур, с трудом выводя огромный внедорожник из тесного сокольнического дворика Фомина. – Я бы вообще их подальше послал и никуда не поехал.
– Не бзди бом-бом, – поморщился старый урка. – Выкручусь. Все просчитано.
Алгоритм встречи с комитетчиком, придуманный Монахом, был таков. Приехав к месту будущей «стрелки», они с Буром и Музыкантом осматриваются на предмет возможных подстав и только после этого звонят Шароеву, называя место встречи. Комитетчик приезжает на своей машине один. Бур остается в «Хаммере» где-нибудь неподалеку, Монах идет в тачку Шароева, Музыкант страхует пахана снаружи – но так, чтобы комитетчик этого не заметил. В случае каких бы то ни было подозрений на подставу уркаган тут же сворачивает базар и уезжает.
Район Ваганькова подходил для этого как нельзя лучше: и центр города, и место относительно тихое, и Музыканту, в случае чего, есть где укрыться… Да и пути к отступлению можно было загодя просчитать хоть через Ваганьковское кладбище, хоть через Армянское.
– А почему ты решил в гэбэшной тачиле беседовать, а не в этой? – Вырулив со двора, Бур неторопливо повел тяжелый внедорожник в вечернем автомобильном потоке.
– «Жучков» еще сюда набросает – потом будем с тобой малявами в машине общаться, – вздохнул опытный уркаган; месяцы, прожитые в Москве после освобождения, явно не прошли даром.
Над центром города прошел скоротечный вечерний дождь. Ветер еще носил в воздухе мелкую водяную пыль, горьковатый, терпкий запах мокрых деревьев, и влажные машины тяжело катили по длинным желтым лужам, вспарывая их, как торпедные катера. Бур то и дело посматривал в обзорное зеркальце, силясь определить возможную слежку. Впрочем, если бы таковая и была, определить ее в плотном потоке машин не представлялось возможным.
Когда прибыл на место, незаметно стемнело. Слепящие точки фар вздулись конусами и развернулись в темноте желтыми круговыми лепестками. Попетляв в лабиринте старых пятиэтажек, водитель загнал машину во двор наподалеку от входа на кладбище, заглушил двигатель и вырубил свет.
– С богом! – Бур приобнял пахана. – Смотри, поаккуратней там…
– Не учи ученого. – Монах поджал тонкие фиолетовые губы. – А Музыкант где?
– Во-он за той кладбищенской оградой, в самом конце. Если бы что подозрительное засек – сообщил бы. А так вроде все тихо. В случае чего, подстрахует. Слушай… А если пацанам знакомым на всякий случай позвонить? Пусть со стволами подъедут. Мало ли что?