Трофейщик

— Не знаю, — хрипло ответил красавец. — Что вам надо? Вы что, с ума… — Он не договорил. Звягин выстрелил ему в лоб, и Антон, с удивлением, застывшим в округлившихся глазах, медленно повалился на бок, заливая кровью из аккуратной черной дырочки между бровей белый плед, покрывающий диван.

Звягин сразу почувствовал себя легче. Чуть отпустила тяжелая ненависть, давившая свинцовой плитой на грудь с той самой секунды, когда он увидел разбитое лицо Тани. Частично рассчитался, можно сказать. Теперь самое главное — найти этого гада. Ну и к Баму двигать. Он посмотрел на телефон, стоявший на столике у окна. Да вот, собственно, можно и позвонить. Звягин вытянул из кармана носовой платок, обернул им трубку, прежде чем поднять, и, только убедившись в том, что отпечатков его пальцев не останется на блестящей пластмассе, набрал номер, впечатанный в его память накрепко.

— Алло! — услышал он чей-то резкий, четкий мужской голос.

— Извините, я ошибся номером, — внятно и медленно проговорил Звягин.

— Не вешайте трубку, — сказал ему невидимый собеседник.

Звягин немного подождал — в трубке слышались шорохи, шаги, невнятное бормотание, потом тот же голос сказал, даже не сказал, а приказал тоном, не терпящим возражений и дальнейших вопросов.

— Будьте через полчаса на углу набережной Фонтанки и улицы Чайковского.

Иван Давидович проснулся от холода. Он и во сне мерз, все время старался натянуть на себя одеяло, но оно почему-то было коротким, и, стоило ему прикрыть уши, как через минуту начинали мерзнуть ноги, поддувало откуда-то в левый бок ледяным сквозняком. Нужно было встать и закрыть окно, но сил не было совершенно, и Иван Давидович продолжал ворочаться, пытаясь создать для себя более или менее терпимый микроклимат, сворачивался калачиком, поджимал ноги и подносил ладони, сжатые в кулаки ко рту, согревая их дыханием, но все было напрасно. Наконец он разрешил сонному сознанию выбраться из мягких пещер грез и заставил себя открыть глаза.

Мгновенно все вспомнилось, и стало ясно, отчего он мерз всю ночь. Иван Давидович лежал на траве, накрытый какими-то зелеными тряпками. Под головой у него вместо подушки находился свернутый кусок брезента. Солнце уже встало, и Иван Давидович видел деревья, стоящие вокруг плотной стеной, вовсе не страшные, как показалось ему вчера, а наоборот, красивые, мощные, спокойные, живые.

— Леша! — крикнул Иван Давидович и удивился, насколько легко слова выскочили из горла. Не было обычной в последние годы утренней хрипоты, покашливания — ночь в лесу под открытым небом хоть и подморозила Ивана Давидовича, но зато прочистила легкие и гортань, забитые городскими миазмами и табачной гарью.

— Алексей! — снова крикнул Иван Давидович, пытаясь подняться. Это удалось ему с некоторым трудом — тело совершенно затекло, ноги и руки выламывала давно забытая острая боль в мышцах, не страшная, иногда даже приятная, здоровая боль, возникающая при выделении молочной кислоты, реакция застоявшихся в безделье мускулов на непривычно большую нагрузку.

— Тише ты, — услышал он ответный голос Алексея, — тише, Вань. Сейчас пойдем. — Братец говорил тихо, почти шептал. Ваня чуть повернул голову и увидел его — Алексей был почти неразличим на фоне деревьев. Он сидел вытянув ноги и привалившись спиной к черному толстому стволу, руки, лицо, одежда его были совершенно такого же цвета, как кора дерева неведомой Ване породы. Братец сидел совершенно неподвижно и, произнося слова, почти не открывал рта, словно чревовещатель. — Устал я, Ваня, сейчас отдохну чуть-чуть и двинем. Нужно сматываться отсюда.

— Что с тобой? — Иван Давидович сбросил остатки сна и внимательно смотрел на друга. — Тебе помочь? С тобой все в порядке?

— Все нормально, Вань, просто сил нет никаких. Я же всю ночь там ползал. Фонарик сел, но я нашел солярку, бензин, еще дрянь какую-то, факел сделал… Там тряпок старых до черта, все слежались, не разорвать… Помоги подняться, Вань.

Иван Давидович протянул руку и помог Алексею встать.

— А что там, Леша?

— Там, Ваня, то, о чем я всю жизнь мечтал. Оружие, боеприпасы, документы, форма. Искал-искал, нашел — и все к черту!

— Слушай, а зачем тебе это все было надо? Такая каша заварилась — зачем?

— Ну, Ваня, это долгий разговор. Пошли отсюда скорее, в город надо. Мне же в Америку завтра лететь, не верится даже. Добраться бы только до самолета. А тебе, Ваня, линять надо. Прятаться. Все так круто заварилось, в покое не оставят. Меня вот вычислили элементарно. Этот лысый — зверь, будет мстить до конца. Это сразу видно.

— Так что же делать, Леша? Может, заявить?