Трофейщик

— А кто он вообще такой?

— Да черт его знает! Отец говорил, что хороший человек, они очень близки были. Кстати, когда в Штаты поедешь, письмо ему передашь? Он в Нью-Йорке сейчас живет. Может, остановишься у него…

— Ну да, если доеду после завтрашней прогулки.

Иван Давидович замолчал, смотря на Алексея молящими, широко раскрытыми глазами, потом тихо спросил:

— Леша, ты что, серьезно? Ты думаешь, с нами что-то сделают? Я же Виталия Всеволодовича тысячу лет знаю…

— Плохо знаешь. Я вот не тысячу, а пару дней всего, ну, не пару — чуть больше, да и то заочно, а лучше тебя знаю уже, что это за компания. Ваня, я же тогда, перед приездом к тебе, в лесу одного из них убил… А этого, лысого, стрелял, да промахнулся со страху, — шепотом, наклонившись к Ваниному лицу, сказал Алексей.

— Да-а-а… И что, думаешь, с нами будет?

— Не знаю, Ваня, не знаю. Попали мы крепко.

— А зачем вообще в этот лес ехать? Что им там нужно?

— Как я понял, то же самое, что и мне было нужно. Только они что-то знают, что-то конкретное, очень важное, чего я не знаю. У меня была только общая информация о том, что в этих местах шли жестокие бои, большое количество техники, войск, много людей без вести пропало. Потом бои переместились на другое направление, а что конкретно происходило в этих местах, похоже, никто толком сейчас не знает. Очень темная история — информации никакой ни в архивах, ни в книгах исторических, — я горы материала поднял, ничего конкретного. Тысячи людей, сотни единиц техники — куда-то все подевалось, исчезло… А те, кто что-то знал, — одни поумирали, другие молчат. Я не мистик, но иногда кажется, что там какой-то российский вариант Бермудского треугольника. На самом деле, места там тухлые — болота, а где их нет — чаща непролазная. Думаю, просто обе стороны там завязли, не готовы были к таким условиям, специально никто не обучался в ленинградских джунглях воевать, и сгинули они в большинстве своем.

— Да ты что? У нас в области такие места есть?

— Завтра увидишь. Вернее, сегодня уже. Ваня, — он опять перешел на шепот, — надо думать, как нам выбираться из этого дерьма.

— Ох, ребята, сложное это дело. — Петрович, оказывается, не спал. — А ты что, действительно наобум туда полез? — спросил он у Алексея. — Талант, значит, у тебя. Надо же вычислить…

— А вы что, знаете, что там?

— Ничего я не знаю. Ничего не видел, ничего не слышал. Понятно? А выбираться вам, ребятки, нужно. Не хочу пугать, но убьют они вас. Так что думайте, пока время есть. Это вам не шуточки. — Он снова закрыл глаза и откинулся на табуретке, облокотившись спиной на стену.

Ребята замолчали, на этот раз надолго. За окном вставал вялый, медленный осенний рассвет. Алексей понимал, что с минуты на минуту нужно будет выезжать: путь не близкий, да и там, на месте, нужно еще поискать. Что поискать — он не знал, но чувствовал, как в нем просыпается привычный, любимый им азарт кладоискателя. Однако сегодня он смешивался с тяжелыми предчувствиями беды, с ожидающей их с Ваней неизвестностью, со страхом.

— Ваня, — шепнул он в самое ухо приятеля так, чтобы не слышал даже сидящий рядом Петрович. — Ваня, не бойся ничего, не паникуй, — успокаивал он ставшего к утру совершенно бледным, с сероватым оттенком на щеках Ивана Давидовича, — паника — это смерть. Смотри все время на меня и слушай только меня. И делай как я. Нам, думаю, сегодня побегать придется. Главное, от них оторваться, а там разберемся. Есть же справедливость в этом мире. Должна быть, во всяком случае. Не психуй. Все будет нормально.

На кухню вышел Андрей, зажег газ, поставил чайник, посмотрел на банку с остатками кофе и нашел на полке пачку чая.

— Просыпайтесь, парни, пора двигаться. Через двадцать минут выходим. — Он наполнил круто заваренным чаем два стакана и, оставив чайник на кухне, унес их в комнату.

Алексей разлил чай по чашкам, сыпанул всем по две ложки сахара.