Охотники недовольно загудели.
— Эй, погоди, начальник! — протолкался вперед здоровенный таежник с рваной от виска ко рту щекой. — Откуда двадцать? Ты чо, ослеп? Глаза разуй — чистый баргузин!
— Ты бабки получил, Потехин? — ответил приемщик. — Претензий нет? Ну и иди, гуляй!
— А ты не командуй! Я таких командиров на болту вертел и подкидывал! Ты объясни, почему двадцать всего?
— Не выкунел соболь-то! По осени, должно, бил…
Тут охотники загалдели все разом, придвигаясь к столу:
— Где не выкунел? Бабе своей в койке мозги промывай! Зимний соболь!
— Гляди, — Потехин схватил соболя, показал мягкую белую мездру. — Если не выкунел — в синеву должно отдавать! Каждый год одно и то же! Тут дохнешь в тайге, яйца от мороза звенят, а он приезжает — не выкунел ему! И белка ему не перецвела, и заяц бусый!.. Шуряк мой в Германию ездил — наши соболя висят, так, говорит, нули сосчитать не мог — утомился считать! А тут, значит, двадцать штук деревянных? Нам, значит, и так хватит, хмырям таежным, мы, значит, и за двадцать штук тебя в твою канцелярскую жопу целовать должны? А ты чего стоишь, Еремей, как болт на морозе? — толкнул он хозяина соболей. — Сказать не можешь — вот так покажи! — он сунул под нос приемщику громадный кукиш.
— Что ты на меня-то орешь? — оправдывался приемщик. — Езжай в Букачачу, там права качай! Государственные расценки!
— Здесь государства нет, здесь тайга — закон, медведь — хозяин! Если считать не умеешь — сами посчитаем! — Потехин потянулся к мешку с деньгами.
— Назад! — кассир схватился за автомат.
— Ты свою пукалку-то брось, я тебя вместе с ней переломаю!
— Атас! — испуганно шепнул Рубль. — Сейчас разборка начнется!
— Погоди… — Бегун с интересом наблюдал за сварой. В разгоряченной толпе спокоен был только сам Еремей, глухонемой охотник. Он безучастно ждал, когда прекратится суета вокруг, и можно будет сдать остальные шкурки.
— Здорово, мужики! — вошел в контору Петрович. — Чего за шум — за дверью слышно?
— Да снова мудрит, мудрило! — кивнул Потехин на приемщика. — Не выкунел ему соболь!
— Один был невыкуневший, — примирительно сказал тот. — Другие чистые. По сорок беру, — сказал он Еремею. — Вот черт глухой! Сорок, понял? — он четыре раза раскрыл пальцы.
Тот спокойно, с достоинством кивнул и принялся складывать деньги в освободившийся от шкурок мешок.
— Все, закончили на сегодня, — скомандовал приемщик. — Грузи товар, Петрович…
— А нам чо, до другого самолета здесь жить, чо ли? — возмутились охотники, не успевшие сдать добычу.