Они двинулись через реку — впереди Еремей по снежной целине, за ним Бегун с сыном. Когда поднялись на высокий берег, Бегун оглянулся: пассажиры уже махали лопатами, какими-то досками и крышками от железных ящиков — расчищали полосу. Может, к ночи и закончат. На худой конец заночуют в самолете. В любом случае не пропадут…
Как только сосны сомкнулись за спиной, а уши, уставшие от треска мотора, стали различать голоса тайги: тягучий ветер-верховик и острые коготки белки, прыснувшей вверх по стволу, и шелест снега, падающего с потревоженной ею ветки, — вся бешеная карусель последних дней начала тускнеть в памяти, будто и не с Бегуном вовсе это было, а то ли в кино когда-то видел, то ли рассказывал кто-то. Течение времени замедлилось до размеренного скрипа лыж по насту.
Еремей уверенно шагал впереди. Павлик с веселым любопытством глазел по сторонам, ему нравилось ехать верхом на отце, трогая обвисшие под тяжестью снега сосновые лапы.
— Скоро придем? — нетерпеливо спросил он.
— Рукой подать, — ответил Бегун. — Дней пять всего.
Еремей петлял, чтобы сбить погоню со следа, обходил открытые места, хороня лыжню под покровом широких ветвей. Но странно — ни разу даже поодаль не послышался гул самолета. Погони не было.
Они вышли к Белоозеру не напрямки, а хитрым кругом. Павлик давно пересел на Еремея, в его заплечную торбу с поклажей. Бегун нес в рюкзаке одну икону и все равно уже едва плелся, далеко отстав от них. Он за версту узнал в молчаливой зимней тайге родные места, опушку, где Неждана умывалась росой, и, как мальчишка, бросился вперед, обгоняя Еремея. На бегу вытащил из-за спины Спаса и, держа у груди, как на крестном ходе, покатился к домам по широкому склону.
— Эге-гей, люди! — ликующе заорал он, задыхаясь. — Встречайте! Ого-го-го!!
Только эхо ответило ему из глубины леса.
Лыжи разъехались, и Бегун сел в сугроб, растерянно глядя на село, засыпанное поверх окон нетронутым снегом. Следы осмелевшего зверья прострочили снег меж домов и по крышам вокруг давно остывших печных труб. Куница тонкой длинной струйкой вытекла из-под стрехи ближней избы и скользнула к лесу.
Мимо неторопливо прошагал Еремей.
— Эй… — окликнул его Бегун. — Где люди?
Еремей молча подошел к своему дому, опустил торбу на снег. Бегун догнал, схватил его за руку:
— Люди где?!
— Ушли, — спокойно ответил Еремей. — На другой день после нас.
— Почему?
— Кто ж знал, не пожалуют ли еще гости…
Конечно, это было мудро. Бегун и сам понимал, что Белоозеро обречено с того мгновения, как Лева рассказал о нем первому же человеку в Москве. Не ждал только, что уйдут без них.
Пока раскапывали двери и разжигали огонь в печи, Бегун молчал, дожидаясь, когда Еремей заговорит сам. Стол с лавками, сундук и голая кровать стояли в чисто прибранном напоследок доме, кое-что из посуды было в печи, на полу лежали плетеные рогожки — видно, путь предстоял неблизкий, брали то, что можно унести. В красном углу осталось светлое пятно из-под снятых икон, над ним кружок копоти от лампады.
Еремей открыл сундук, переоделся в свое. Джинсы, свитер и сапоги бросил в жадно гудящую, истосковавшуюся по огню печь. Достал из подпола солонину, натопил снега и поставил вариться в чугуне. Тепло растекалось по дому, на стенах быстро таял иней. Павлик забрался на печку и уснул, завернувшись в медвежью шкуру.
ebooksa