Маугли шел по тенистой стороне улицы, прячась от полуденного зноя. Утопающий в зелени город считался одним из крупнейших на Урале. Роберт всерьез подумывал над тем, чтобы обосноваться здесь надолго, а может, и насовсем, если только Судьба не заставит их вновь скрываться, заметая следы.
Еще утром он договорился о встрече с Евгением Ростоцким. Когда подошел к условленному месту, тот уже ждал, с нетерпением прохаживаясь вдоль газона. Маугли присмотрелся к нему – ассистент профессора выглядел бледнее обычного. Молодой человек усмехнулся: меньше нужно читать по ночам.
Не успел Евгений передать Роберту очередные материалы, как рядом появился Захарян, который поздоровался за руку с обоими. Петя спросил Евгения о каких-то монетах. Ростоцкий сразу же заторопился и, кивнув приятелям, своей дерганой походкой направился к остановке.
– Так ты с ним знаком? – невозмутимо поинтересовался Маугли.
– Ну, да, – Петр пожал плечами. – А ты разве не знал? Он ведь тоже нумизмат.
– Правда? – уже удивленно пробормотал Роберт. – Первый раз слышу. Честно говоря, у нас с ним кое-какие дела.
– Опытный коллекционер, – подтвердил Захарян. – Только почему-то не любит посещать наши тусовки. Его многие из «основных» знают, перезваниваются, встречаются с ним. Я сам периодически подгоняю ему интересные монеты.
– Ясно, – протянул его собеседник.
– Только он мне не нравится, – неожиданно добавил Петр. – Противный какой-то, холодный и скользкий, как рыба.
– Да, – согласился Маугли, – неприятный тип.
«Нужно будет взять его на заметку, – подумал он, – еще один реальный кандидат в подозреваемые».
Но больше остальных его заинтересовал другой человек, на которого, как он знал, лыгинские сыщики не обратили внимания. Ему же тот показался весьма подозрительным: не женат, хотя уже за тридцать, живет с матерью, друзей не имеет, внешность страшноватая, на людях хоть и дружелюбен, но скрытен – о себе не любит распространяться. Кроме прочего, Маугли узнал, что в юности тот занимался восточными единоборствами.
Отбросив все остальные варианты, псевдосыщик сосредоточился на этом и по мере разработки убеждался, что, по всей вероятности, сделал правильный выбор.
Коллекционер Слава, даже пожелай он, не сумел бы заметить за собой никакой слежки – «топтуны» действовали высокопрофессионально – но подобное ему и в голову не могло прийти. Он жил своей жизнью, как и прежде, только жизнь эта теперь была омрачена одним обстоятельством, которое постоянно мучило его и от которого он тщетно пытался избавиться. Сколько раз он давал себе зарок больше не делать этих гнусностей, но ничего не получалось – ЭТО было сильнее его.
Как-то он случайно подслушал разговор Захаряна и Юрия Петровича, во время которого последний излагал свои психоаналитические соображения по поводу анального характера и прочей белиберды. Нет, не «анальщиком» он был, с горечью думал о себе Слава, а кое-чем похуже. Какой там к черту анальный характер, он просто чудовище! Но что он мог поделать со своей порочной натурой?
Вот и родственники стали о чем-то подозревать. Их настораживали его неожиданные уходы неизвестно куда и к кому. Мать все время твердит, что ему надо жениться, сестра косо поглядывает, одному отцу, казалось, нет до него никакого дела. Жениться – легко сказать. И женился бы, если бы не это…
Что ни говори, а все же он – чудовище.
Как-то раз Его вдруг осенило – Он не мог до сих пор справиться с Тенью и Анимой, потому что убивал их двойников, сами же они оставались где-то в безопасном месте, со злорадством наблюдая за Его настойчивыми попытками покончить с ними.
«Точно, так оно все и есть», – незамедлительно подтвердил Его догадку Другой.
Теперь оставалось лишь перехитрить ненавистную парочку, отыскать их настоящие воплощения, а не безмозглых марионеток-дублеров. Он догадывался и о том, что у них есть помощники, ищейки, идущие по Его следу и готовые вот-вот схватить, чтобы не допустить справедливого суда над своими хозяевами.