Крики-перекрики.
В дни перемирий сходились с обеих сторон. Если знакомые — ведь война соседей по улице, по дому развела по разные стороны линии фронта, — то покурят, скажут друг другу: «Я мог убить тебя». — «А я — тебя». Но потом снова разойдутся по окопам, и, может, на самом деле кто кого и убьёт.
Абхазию всколыхнуло известие о сбитом в Кодорском ущелье вертолёте с женщинами, стариками, детьми, беженцами, которые летели из осаждённого Ткварчели. Город горняков после захвата грузинами побережья численно возрос вдвое от хлынувших в него беженцев. Но если из Гудауты куда бежали, можно было выбраться по морю, а позже, после освобождения Гагры, и по автомобильной дороге, то покинуть Ткварчели никакой возможности не было.
Город лежал в котловине между гор и напоминал окружённый в Великую Отечественную войну Ленинград.
Из него можно было выбраться только на вертолёте, но один из таких вертолётов сбили при пролёте над Кодорским ущельем.
Абхазия погрузилась в траур. Для неё каждый абхазец был на вес золота, а тут лишилась почти шестидесяти человек.
В Гудауте сыпал снег. Накрывал белым саваном кроны, которые под весом клонились и трещали. Перед зевом ямы лежали гробы. Люди молчали.
В толпе стоял Руслан Гожба. Он считал ящики, сбивался со счёта и начинал сначала. В его памяти события последних дней смешивались с временами бериевских гонений на абхазов, когда его отец чудом спасся: его предупредил дальний родственник, и он бежал из Абхазии через горы.
Руслан бросал взгляды на матерей, чьи близкие оказались в злополучном вертолёте. Представлял, как, окажись сам в летящей коробке, падал бы в ущелье, и спрашивал себя: что делал бы?
Что делал бы, если б рядом от ужаса перед приближающейся землёй мать прижимала младенца…
Округа прорывалась стонами.
Лицо Гожбы залеплял снег, он мысленно обращался к небесным покровителям, прося ниспослать кару врагу.
Безголосо поднимали вверх кулаки мужчины. Они поднимали их в Гудауте четыре месяца назад, выражая согласие воевать. Теперь они поднимали кулаки в непоколебимой решимости выстоять.
В толпе плакала Неля Борисовна, которая каждый день ходила в санаторий «Волга», где вывешивались списки погибших и раненных на фронте. Со страхом читала листки, двигаясь от одной строки к другой, ожидая получить удар в сердце, и, не находя фамилий ни сына, ни невестки, ни дочери, заканчивала чтение, чтобы передохнуть, но на следующий день снова замереть на этом же месте.
Снег валил, желая всё засыпать…
Батальон Наташи, батальон её брата провели траурный день на позициях.
Видно было, как затаился Сухуми. Не было ни одного грузина, засевшего на левом берегу Гумисты, у которого в этот день не пробежал бы мороз по коже. Всем своим нутром они почувствовали, что после такого им пощады не будет. Пусть абхазы ещё год, два, пять, десять, сто лет будут биться — но они победят.
Началось январское наступление. По колено в снегу, группами, вброд абхазы переходили Гумисту и растекались по непривычным от белых одежд мандаринникам. Карты, по которым они шли, оказывались неверными. При выходе на позиции им говорили: идите так, здесь пройдёте, здесь, — а когда они шли, то неожиданно на пути оказывался дзот или закопанный в землю танк, которые не значились на карте. И группы сбивались. Оборонялись.
Батальон Наташи, готовый выступить во втором эшелоне, растянулся по берегу реки. Он должен был поддержать наступление первого эшелона, если оно будет удачным. Выше по течению ждал команду на выдвижение батальон Анатолия.
Сергей лежал за валуном и ругался:
ebooksa