– Я не хочу, чтобы ты на меня обижался.
– Я на тебя не обижаюсь. И все тебе прощаю. А если спасешь Гену, я буду носить тебя на руках, – сухо, с резиновой улыбкой на лице сказал Дробов.
Вот и объяснились они с Ольгой. Хоть она и сука порядочная, но злости на нее уже нет. Потому что чужие они люди. Потому что нет между ними ничего, кроме воспоминаний, испорченных ее подлостью. И хорошо, если он будет обязан ей спасением Сазонова: хоть что-то будет связывать их в нынешней жизни. Впрочем, он многим людям в этом жизни чем-то обязан, и она будет всего лишь одной из них.
– Я сделаю все, что в моих силах, – с чувством облегчения сказала Ольга и наконец плавно тронула с места машину.
– Я смотрю, муж тебя не обижает, – стараясь избежать сарказма, сказал Глеб. – Своя клиника, машина…
– Не жалуюсь. А у тебя как?
– Ну, жив, как видишь.
– Как желудок?
– Гвозди переваривает.
– А с головой как?
– Да вроде ничего.
Первое время тяжелые физические нагрузки вызывали боль, головокружение, а потом все вроде бы наладилось. Но к этому времени Глеб уже на боевые выходы не подряжался, он планировал и координировал действия разведывательных и диверсионных групп. И еще раз в год приходилось ложиться в госпиталь на обследование и лечение, санаторий – само собой.
– Воюешь?
– Да есть немного…
– Все так же по горам бегаешь?
– Да нет, больше хожу. Штабная работа у меня, но в условиях боевых действий.
– Подполковника получил?
– Бери выше.
– Что, генералом стал?
– Пока нет, но все может быть…