Зарубежный криминальный роман

Мэнеринг подошел к двери кабинета и увидел Давида и Читтеринга, стоящих в холле. Этель взирала на Давида широко открытыми глазами. Давид выглядел, как звезда мюзикла, и во взгляде девушки светилось непритворное восхищение. Читтеринг был несколько ниже ростом, чем Давид, имел светлые курчавые волосы и походил на херувима. Его серые глаза казались вполне невинными, сам он выглядел эдаким тихоней, но на самом деле внешность его была обманчивой. Он был очень жестоким человеком, как и многие его товарищи с Флит-стрит. Уже много лет хозяина дома с Читтерингом связывала дружба. Он являлся в высшей степени надежным другом, на него всегда можно было положиться, но при необходимости он мог быть грубым и безжалостным.

— Похоже, ты что-то подозреваешь? — спросил с ходу Читтеринг.

— Подозреваю? Что? — удивился Мэнеринг. — Входите, хотите что-нибудь выпить?

Он проводил их в кабинет и позвонил Этель. Вошедшая Этель опять с восхищением уставилась на Давида, щеки ее пылали больше обычного.

— Миссис Мэнеринг не вернется к обеду, Этель.

— Хорошо, сэр.

— Принеси, пожалуйста, тоник, грейпфрутовый сок и немного льда.

— Сейчас, сэр! — неестественным оживленным голосом проговорила Этель.

— Что вы будете пить, Давид? — спросил молодого человека Мэнеринг.

— Виски с содовой, пожалуй.

— Лед?

— Нет, не надо.

— Джон, — сказал Читтеринг. — Не притворяйся таким беззаботным. Я же чувствую, что ты попал в дурную историю.

— Тебе, как обычно, джин с тоником? — спросил Мэнеринг, оставив пока слова друга без ответа.

Он предложил гостям сигареты. Пальцы Читтеринга были желтыми, что свидетельствовало о его давней приверженности к курению. Давид не курил.

Раздалось позвякивание бутылок, когда Этель внесла их на подносе, на котором также стоял специальный сосуд для льда. Она была такой неловкой и неумелой, что даже не протерла бутылки, прежде чем принести их. Мэнеринг налил Читтерингу.

— Ну что, поплыли? — предложил он.

— Ты сможешь плыть, если море обмелело, — заявил Читтеринг. — Пью за тебя, чтобы ты вовремя достиг берега.

Он выпил содержимое бокала одним глотком.

— О чем он говорит, Давид? — обратился к Левинсону Мэнеринг.