По ком воют сирены

22
18
20
22
24
26
28
30

Старший опер «бандитского» отдела Главного управления «К» Виктор Серегин машинально провел ладонью по серому от усталости лицу, выпустил очередную порцию дыма сквозь плотно сжатые губы, потянулся, словно пытаясь достать кончиками пальцев до потолка, и снова развалился в кресле–вертушке.

Хотел на манер голливудских полицейских забросить отекшие ноги на стол, но, передумав, придвинул стул и взгромоздил ноющие конечности на его сиденье. Стол был в два раза выше и, соответственно, усилий нужно было приложить вдвое больше. Это он определил как первую причину изменения своих намерений. Вторую он, немного поколебавшись, сформулировал как непедагогичное поведение — молодежь не стоит учить плохому — сама научится, причем, быстро, качественно и без всякой помощи.

Представитель этой самой молодежи, Никита Карпов, опер того же элитного отдела управления, сидел на стуле, опершись локтями на колени и низко склонив голову. Он отрешенно выпускал узкие струи дыма в пол. Они разбивались о потертый линолеум с рисунком паркета и расползались во все стороны ленивыми волнами.

— Ну, что, лейтенант, таки слабо нам расколоть этого урюка? — нарушил Серегин затянувшееся молчание.

Карпов поднял голову и облокотился на спинку стула. Стул жалобно затрещал. Никита устало улыбнулся:

— Почему слабо? Надо подумать, герр капитан. Если нет результата, значит, что‑то не так делаем. Истина старая.

— Третьи сутки думаем.

— Во–первых, не только думаем, но и что‑то делаем, а во–вторых, — Никита взглянул на часы, — уже четвертые пошли. Полшестого утра, а взяли его мы в одиннадцать вечера третьего дня.

— Семьдесят восемь с половиной часов. Это срок приличный. А результата у нас ноль, — задумчиво протянул капитан, — большой круглый ноль.

— Ну почему ноль? — возразил Карпов. — Приземлили мы его уже плотно. По трем эпизодам жертвы разбойных нападений его опознали, раз. Взяли его с целым арсеналом оружия, два. Сопротивление при задержании он оказывал, две обоймы в меня выстрелял, три.

— Да–да, — иронично усмехнулся Серегин, — это как раз самое важное. Раз, два, три. Именно то, что нам нужно. Приземлить его крепко. А на самом деле все совсем не так, как хотелось бы. Пшик голимый. Терпилы завтра откажутся от показаний. Наверняка. Я думаю, на этот предмет с ними уже беседуют. Охрану к каждому же не приставишь. А посему прессуют их сейчас плотно. Стопудово. Ведь ни одного подельника он не сдал…

— Пока не сдал, — вставил Никита.

Серегин кивнул:

— Пусть будет пока. Хотя я чувствую, не знаю, правда, каким органом, но чувствую, что нам с тобой самим его не расколоть.

— Да? И что?

— И то. Дальше. От арсенала он открестится…

— Каким макаром?

— Ну, скажем, самый простой вариант, — капитан резко склонился над столом и раздавил окурок в пепельнице, — расскажет байку про то, что не знал о его существовании.

— Это как? — опешил Никита.

— А очень просто. Квартира, где его повязали, съемная. Так?