Исчерпан кредит доверия, исчерпан. Нечастые автомобили шарахались от голосующего Колчина, будто… будто он голосовал за принятие поправки, обеспечивающей дальнейший преступный разгул и беспредел.
Вот еще многажды проверенное оружие — обезоруживающая улыбка. Она у ЮК была на редкость притягательной, что и позволяло, кстати, в эпизодических ролях морочить головы многоопытным зрителям: с такой улыбкой — злодей? не-е…
Да? А если улыбку спрятать и брови схмурить?
О! Теперь злодей! У-у, ка-акой злодей!..
Брови у Колчина были еще те (манерный литературный болван когда-то обозвал подобные брови соболиными… ну пусть так и будут).
Улыбаться всем встречным-колёсным — как-то не ко времени и не к ситуации. Чё, спрашивается, лыбишься?
Настроение хорошее, проблем нет? Ну и бывай, а то потом с тобой проблем не оберешься, и где гарантия, что ты нам настроение не испортишь, — зна-аем мы эти штучки!
Напускать на себя смур, мол, да помогите же проблему решить, из дерьма машину выволочь!.. «Ты на физиономию его посмотри! Не вздумай мне тут тормозить! — Что я, ку-ку?!»
3
Таким образом, дома, на Шаболовке, Колчин очутился лишь за полночь.
Но до того, как он там очутился, был трактор. Не многомощный, а этот… «велосипедный», который от Больших Говньпц к Ближним Прудищам на прицепе грузы перевозит — небольшие… корма, кирпичиков чуток и всякое такое. Скорость у этого рахита от машиностроения невелика, маневренность — невысока. Так что Колчин вынудил остановиться — встал на пути, и всё! Объехать и умчаться вдаль — проблематично. Зато силенок для выпрастывания легковушки из недр на твердую почву — вполне. Да и чего б не помочь, явно ведь человек сигналит остановиться не для грабануть и тюкнуть по башке. Что с велосипеда-трактора взять? Силосу клок? Навозу ведро?
Потом был пост ГАИ. «Девятка» оказалась на ходу, пусть и покореженная. И ведь что знаменательно — ни сном ни духом гаишники были о каких-то там БМВ. Когда? Час назад? Нет, полтора. «Мокрый асфальт»? В город? Не было ничего похожего! А за десять минут до того — еще БМВ, в сторону аэропорта? Тоже — глюк. Ничего похожего. Вы-то сами, граждане, как, в порядке? Приняли, нет? Права, пожалуйста. А почему не вы за рулем? А почему вы за рулем?..
Потом был уже наконец город: Каширское шоссе — Каширское шоссе — Каширское шоссе, Большая Тульская, Люсиновская, Большая Полянка… Гигантоманьячное северокорейское посольство, узенькие улочки пошли. Считай, Ильяс — дома.
Потом Колчин обездвижил машину во дворе — тик в тик под окнами Сатдретдиновых, первый этаж. И в окно шлепала кулачочками полуторагодовалая Наиля: «Папа!»
И жена Ильяса, Света, выглянула в окно: точно, папа! ой, что это с ним?!
Потом Колчин дипломатично оглох, ибо жена не имеет права кричать на мужа — даже полушепотом, даже за закрытыми дверями, даже со ссылкой на нервы и безденежье: «А ты снова побился! Говорила, не езди! Говорила, лежи!.. — Гыр-гыр-гыр… — Добрался бы сам! Я всё понимаю, но у вас там автобус был! Он мог бы и на автоб… — Гыр-гыр-гыр!!!» Потом — тишина.
Потом Колчин прямо от Ильяса («Я позвоню? — Ю-Дмич!») набрал номер Брадастого, и Алена сказала:
— О! Юра! Ты из Токио?!
Нет, он не из Токио. То есть звонит не из Токио, звонит уже отсюда.
— А Егора еще нет. Но должен появиться. Куда-то что-то они там, в «Квадриге», сегодня перегоняли. А что сказать?
ebooksa