Дима улыбался. Только глаза становились все серьезнее и серьезнее, пока не приобрели уже ставший обычным холодный отблеск.
— Боюсь, — сознался он.
— Правильно, — кивнул Мало-старший. — Я бы тоже боялся. — Он подумал и поинтересовался: — Ты уверен в своих людях?
— Папа, не был бы уверен — не поехал бы. Ты же знаешь, своим людям я доверяю.
Дима посерьезнел окончательно. Его отец был мастером по части портить людям настроение.
— Доверяй, но проверяй.
— Вадим проверит. Ты же ему доверял?
— Доверял. Но Вадим был моим советником и никогда не решал вопросов, касающихся непосредственно моей жизни.
— Надо же ему продвигаться по службе, — философски заметил Дима. — Не волнуйся. Он все сделает.
— Не волноваться? — Вячеслав Аркадьевич усмехнулся натянуто. — Ты мне сын все-таки.
— Я об этом помню, — сказал Дима, выбираясь из кресла. — И стараюсь соответствовать. Мне скоро ехать, пап.
Вячеслав Аркадьевич кивнул, указал на стоящую в углу пару пластиковых дорожных чемоданов.
— Деньги.
— Спасибо.
— Не за что. Позвони, как все пройдет.
— Обязательно. — Дима поднял чемодан, охнул, согнулся под тяжестью. — Ничего себе.
— Десять миллионов долларов — это тебе не кулек леденцов, — спокойно заметил Мало-старший. — Двадцать килограммов зеленой бумаги, нарезанной казначейством США. Почему они все так любят доллары? — спросил он вдруг. — Почему не просят марки или фунты стерлингов?
— Придерживаются общепринятых стандартов, — пропыхтел Дима, поднося чемоданы к двери. — Мне лично интересно другое: как Козельцев собирается их тащить?
— Скорее всего никак. Переложит в другую ячейку, а потом вернется с двумя носильщиками и толпой охраны. Только ты учти, — Вячеслав Аркадьевич вновь углубился в расчеты, — это общаковские деньги. Нам их к вечеру вернуть надо.
— Вернем, — ответил Дима. — Я же обещал.