— И все-таки?
— Две машины, — ответил Дима. — Две «Скорых помощи». Обе арендованы для съемки вчера днем, на сутки. Подстанция бедная, а мы закупили им бензин на два месяца. Плюс «живые» деньги. Одна «Скорая» ждала у вокзала, вторая во дворе, возле больницы.
— А кого привезли в больницу?
— Труп. Парень моего возраста. — Дима вздохнул. — Его сбила машина. Ночью. Ребята договорились с родителями, что оплатят похороны и поминки. Взяли с них расписку. Забрали тело из морга, привезли в Москву, переодели в мои вещи, подложили в карман куртки водительские права.
— Оружие, из которого стреляли, зарегистрировано?
— Конечно. Но оно служебное. Владельца не найдут.
— Почему?
— Потому что он — офицер ФСБ. Действующий офицер.
— Вы ему заплатили?
— Естественно.
— Ты говорил, что не имеешь дел с криминалом. — Катя отстранилась.
— Это правда. Просто я не хотел, чтобы меня убили на вокзале.
— Ты мог обратиться в милицию, — сказала Катя. — Мог бы объяснить все мне, наконец.
— Я и объясняю, — возразил Дима.
— Я имею в виду — объяснить до того, как все это произошло. Вчера хотя бы.
— Если бы я объяснил тебе все вчера, нас бы убили обоих.
— Постой, а из-за чего вообще заварилась вся эта каша? — прищурилась Катя. — Не просто же так эти люди воспылали к тебе ненавистью? Это из-за Смольного?
— Нет, конечно. — Дима покачал головой. — Смольный — кукла. Он сам не понимает, что его используют. Дело не в нем. Дело в Козельцеве, Владимире Андреевиче.
— Козельцев помог Смольному выйти на свободу.
— Да. За деньги. Но он бы помог и так, просто люди, платившие ему, этого не знали.