— Нет, — покачала головой Катя.
— Ты стесняешься меня?
— Не говори глупостей. Просто мне нравится моя работа. Я не хочу ее бросать. А мне придется это сделать, если я выйду за тебя замуж.
— Понятно, — кивнул Дима. — Но ты-то мне доверяешь?
— Да, — ответила она и поцеловала его в третий раз.
— Ну и отлично. А насчет замужества… Я подожду. — Он улыбнулся. — Я товарищ терпеливый.
Алексей Алексеевич проснулся вдруг. Не плавно, как это бывало чаще всего, а резко, словно его окатили холодной водой. Однако открывать глаза не торопился. Лежал себе и пытался понять, что явилось причиной пробуждения. В чем проблема. То ли снова желудочные колики, то ли просто в туалет хочется.
Повалявшись минут десять, Алексей Алексеевич все-таки пришел к выводу, что желудочные колики не имеют к его пробуждению ни малейшего отношения.
Значит, нужно в туалет. Из-за этого и проснулся. Плохо и п
Алексей Алексеевич открыл глаза, откинул одеяло, сел и поискал ногами тапочки. Нашел, понятное дело. Куда им было деваться-то? Где поставил, там и стояли. Григорьев, прищурясь, посмотрел в окно. День был солнечный. Хороший день был. Белые газовые занавески лениво полоскались в потоке теплого воздуха, втекающего в окно спальни. Под окном же деловито ездили машины и галдели воробьи. У продуктового, что в соседнем подъезде, толпа грузчиков различной степени «наегости» азартно и весело, с шутками-прибаутками разгружала машину. А над головой крутился комар. Самый обычный комар. Может быть, из-за комара он и проснулся?
Григорьев проворчал вяло: «Лети, лети, пернатый друг», поскреб плечо и, подтянув трусы, отправился в «евротуалет». Затем обстоятельно принял душ, почистил зубы и причесался. Выйдя в кухню, открыл холодильник, намереваясь позавтракать, и тут же обнаружил на нижней полке бутылку коньяку. Какого черта коньяк делал в холодильнике, а не в баре, Алексей Алексеевич понятия не имел. Пбшло это — коньяк в холодильнике. Коньяк должен быть теплым.
Григорьев произвел инспекцию содержимого холодильного чудо-агрегата и обнаружил колбаску сырокопченую брауншвейгскую, предусмотрительно нарезанную и упакованную в местном супермаркете, маслица брикетик, фрукты в нижнем отделении; лимон на дверце, еще вполне свежий, и даже завернутый в серебряную фольгу кусок шоколадки. Да, шоколадку ела Женя. Она сладкое любит. Исходя из результатов осмотра Алексей Алексеевич сделал мгновенный вывод, что пузатая импортная бутылка попалась ему на глаза явно ко времени.
— Выпить, что ли, коньячку? — громко спросил он самого себя и сам же себе ответил: — Почему бы и нет? Коньяк, говорят, расширяет сосуды.
Не то чтобы Григорьев любил с утра пораньше заложить за воротник, но сегодня решительно нечего было делать. Ну, смотаться к вечеру за копиями к художнику. Всего делов-то. Все остальное он сделал. Словом, накатывал пустой день. Можно гулять, расслабляться. Не сильно, для проформы.
Если все пойдет без срывов, то через четыре дня они с Женей будут в Риме. Подумал, и тоскливо как-то стало. Любое дело, особенно красивое, изящное, тщательно выверенное, — как бенефис, как собственный ребенок. Его любишь, его лелеешь. Когда дело заканчивается, ощущения сродни тому, как если бы этот самый ребенок вырос и смотал удочки из родительского дома. Безотцовщина.
«Ладно, — подумал Алексей Алексеевич, возвращаясь в комнату и доставая из бара пузатый бокальчик. — Дело доделаем, а там можно и на покой. Будут качаться в гамаке на даче, или читать книги, или смотреть фильмы, или путешествовать. Или… Черт их знает, что они будут делать. Придумают по ходу».
Григорьев вернулся в кухню, плеснул в бокальчик коньяку, покачал в ладони, выпил маленькими глотками, положил в рот четвертинку дольки лимона и долго крутил ее на языке, прислушиваясь к собственным ощущениям и глядя в окно.
Коньяк горячей волной прокатился по пищеводу и приятным теплом осел в желудке. А вот во рту вкуса почти не осталось. Алексей Алексеевич налил еще половину рюмки и отправился в комнату. Здесь плюхнулся на диван и включил телевизор.
«О таком времяпрепровождении ты мечтал? — Да, примерно, наверное. — Осточертеет через неделю. Ну, через две».
От коньяка приятно поплыло в голове. Очень приятно. И Григорьев сделал еще глоток. На экране молоденькая дикторша с мрачным лицом зачитывала сводки с полей сражений мирной жизни. Алексей Алексеевич сидел, потягивая коньяк, и почти не слушал ее. Наверное, надо поставить какую-нибудь музыку, кино или мультики, но лень стало выбираться из кресла. Приятно и расслабленно было сидеть так, попивая неторопливо алкоголь и шевеля пальцами ног.
ebooksa