— Нет, не видел. Вова, смотри не вздумай меня кинуть.
— Слушай… — Владимир Андреевич выпрямился, уперся ладонями в поясницу, потянулся. — Хватит уже мне грозить. Ты все-таки у меня дома.
— Я помню. Ты, Вова, хорошо учился в школе? Помнишь, наверное: «Повторение — мать учения».
— Перестань. У нас обоих завтра тяжелый день.
— Точно. — Смольный залпом допил водку, поднялся с дивана. — Пойду-ка я спать. Будешь завтра уходить, если я еще не проснусь — не буди.
— Хорошо, — пообещал Козельцев.
Смольный икнул, хмыкнул и скрылся в спальне. Когда Владимир Андреевич, упаковав наконец чемодан, заглянул в комнату, Смольный спал поперек его кровати, разбросав руки крестом. Надо отдать ему должное, он совершенно не храпел. Владимир Андреевич подошел ближе. Из кармана брюк Смольного торчал уголок портсигара.
У Козельцева вдруг появилось дичайшее желание взять какую-нибудь железяку помассивнее и раскроить «партнеру» череп, но он поборол искушение. Во-первых, консьержка видела, что они заходили вместе. Во-вторых, если Смольного внезапно «приобнимет дядька Кондратий», кто решит проблему с Пашей?
Владимир Андреевич вздохнул и пошел спать на диван в гостиную.
Далеко за полночь Дима обнял Катю, провел кончиками пальцев по обнаженному плечу.
— Я тебя люблю, — сказал он.
Катя приподнялась на локте, посмотрела ему в лицо, улыбнулась и осторожно поцеловала в губы.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она.
— Ты выйдешь за меня замуж?
Катя наклонила голову.
— Дим, я мент.
— Разве это имеет какое-то значение?
— Для меня имеет. — Катя вздохнула, поцеловала его снова. — Не обижайся. Я тебя люблю и счастлива, что мы вместе, но замужество означало бы для меня смену всей жизни. Боюсь, я к этому не готова.
Дима подумал.
— У меня достаточно денег, чтобы мы втроем провели остаток дней в праздной роскоши. — Он усмехнулся. — Но, насколько я понимаю, дело вовсе не в этом.