Под чужим именем

22
18
20
22
24
26
28
30

Жарило солнце…

* * *

К полудню жара стала просто невыносимой — некоторые из землекопов начали валиться с ног. Я серьезно забеспокоился, не схвачу ли тут тепловой удар, когда вдруг раздались частые удары в рельс.

Те, кто мог самостоятельно передвигаться, принялись выползать из траншеи. Я немного замешкался, и «торпеда», уже, кстати, другой, остановил меня и еще троих, ткнув пальцем в траншею и что-то сказав на местном наречии.

— Вот этих витаскивай, — добавил он для меня.

С одним мужиком мы взяли на руки и за ноги валяющегося на дне траншеи в обмороке. Я заметил, что тот только прикидывался, и намеренно стукнул его головой о край траншеи.

— Дерьмо собачье, — тихо выругался симулянт.

Ого! Не понимающие по-русски так ругаться не умеют — в крайнем случае они знают только русский мат.

— Не дрыгайся, — так же негромко сказал я, — думая, что мне наконец повезло. — Я поговорить с тобой хочу.

Тот приоткрыл один глаз, который у него оказался пронзительного голубого цвета. Видимо, парень русский, У аборигенов голубые глаза — редкость.

— Надо — поговорим, — пробормотал он, пока его укладывали на землю. В этот момент «торпеда» подтащил ведро воды и вылил его на обоих лежащих. Те сразу же стали плеваться и фыркать, после чего, кряхтя, встали… Притворщик подошел ко мне и мы, чуть приотстав от остальных, двинулись в сторону бараков.

— Ты новенький? — спросил меня голубоглазый.

Я кивнул… Черт с ним, отвечу на его вопросы, потом сам буду задавать.

— Где тебя взяли?

— Торговал соляркой, — лаконично ответил я.

— Не понял. Они же торгашей не хватают… Или ты накосячил?

Я вкратце рассказал свою историю, при этом сохраняя инкогнито.

— Неплохо накосячил, — сказал мой собеседник. — У меня похожая беда…

Тем временем мы вошли в общий барак. Внутри такая же температура, но хоть не жарит сверху.

— Меня зовут Анатолий, — сказал этот парень. — Можно Толя. Я летчик. Возил для них кое-что, кое-кого и кое-куда. И по независящим от меня причинам привез одного деятеля не в то место. А он исчез. Теперь его ищут, и уже целый месяц. Я очень надеюсь на то, что его не найдут…

— Почему?