На крутом повороте трассы, огибающей стадион, наш кортеж слишком жестко оттеснил вправо пару легковушек, отчего первая задела боковое ограждение в виде высокого бордюра, а ехавшая следом врезалась в ее корму.
Никто из пассажиров лимузина даже не повел ухом. Кортеж мчался дальше, словно подобная езда была обыденным делом, нормой.
— Да-а, — вздохнул я, оглядываясь на дорожно-транспортное происшествие. — Всей мрази по мигалке, а рядовым гражданам — санузел, телевизор и библиотеку в машину, чтобы не скучали в пробках.
— Что-что ты там провякал? — неохотно отозвался сидящий рядом вор.
— Не провякал, а сказал. О том, что в свой последний путь великий старик Лев Толстой отправился в вагоне третьего класса вместе с разночинным людом. Видимо, посчитал неприличным ехать в комфорте первого.
Аристарх Петрович с интересом посмотрел на меня и даже слегка развернул в мою сторону грузное тело.
Я же с язвительной улыбочкой закончил:
— Деньги наверняка у него были — и на первый класс, и на карету с мигалкой. Просто в те времена еще существовали понятия совести, чести, порядочности.
— Да ты, оказывается, якобинец! Гладко вещаешь. Сам придумал?
— Нет. Книжки читаю.
Перед очередным мостом сворачиваем вправо — в царство частного сектора.
Прошу безо всякой надежды:
— Нельзя ли выключить «гирлянду» с «балалайкой»?
Водитель с начальником охраны проигнорировали мою просьбу. Зато вор с улыбкой спросил:
— Раздражает?
— Да. И не хочу позориться перед соседями.
— Выключи, — распорядился Аристарх Петрович.
До дома, где располагалась моя скромная комнатушка, мы ехали в тишине. Как простые смертные…
Машины останавливаются напротив знакомой калитки. Появление столь представительного кортежа, составленного из дорогих иномарок, вызывает естественный интерес соседей и, разумеется, моей квартирной хозяйки.
— Тебя проводят мои люди, — предупреждает вор. — И без глупостей, Евгений Арнольдович. Иначе ты просто умрешь…